Достоевский, который так много клеветал на молодое поколение, его лучше понимал и был к нему ближе, чем Тургенев, который всегда любил молодежь, и которого обвиняли (сам Достоевский) в заискивании перед нею. В "Записках из подполья" рассказывается о том, как среди великого благополучия будущего устроенного государства, вдруг является джентльмен с "ретроградной физиономией" и предлагает сразу ногой столкнуть к черту все это благополучие. "Записки из подполья" — чуть ли не автобиография Достоевского, а подпольный человек — родоначальник русского "нигилизма", всеотрицающий дух разрушения, advocatus diaboli выразившийся с откровенностью, до сих пор небывалою в литературе. Достоевский сам говорил о себе: "Нечаевым я бы не мог быть, нечаевцем — мог."
В своих больших романах Достоевский изображает "нигилистов" только случайно стоящих в стороне от общественной деятельности и потому опасных не для всего государственного строя, а только для соприкасающихся с ними людей. Благодаря этому он и в "Бесах", произведении тенденциозном, в худшем смысле этого слова, сказал много интересной и значительной правды.
Сама по себе "тенденция", очевидно, не так опасна, как это принято думать. Если намерение у художника является как следствие имеющихся в его распоряжении сил и средств — оно не только не вредит достоинству его произведения, но, наоборот, может придать ему большую ценность. Если же идеей прикрывается убожество мысли и недостаток изобразительного таланта, тогда получается произведение жалкое. Кроме Достоевского примером первого рода может служить Толстой. Примеров второго — бездна. Аналогия — в добродетели. Слабый человек охотно болтает о добре. Но никогда одно желание "быть добрым" не приводило ни к чему, кроме лицемерия. В искусстве тенденция большей частью — тоже лицемерие, т. е. желание прикрыть идеей пустоту в голове и сердце. Но это у посредственных авторов. Достоевскому же, как и Толстому, их "идеи" не мешали говорить дело. В "Нови" же Тургенева герои, все до одного, почти для того и предназначены, чтобы демонстрировать авторские мысли, т.е. никуда не годятся. Тургенев не знал, чем объяснить настроение умов молодежи, и искал объяснений в разумных соображениях об общественной пользе. Но там трудно найти что-нибудь всегда, а в нашем случае — особенно.
Консервативная партия, имея на своей стороне правительство, всегда была практически крепка и требовала поэтому от своих членов обыденной, повседневной, мало напряженной деятельности. Оттого оппозиция привлекала к себе наиболее беспокойные, наиболее деятельные и смелые, значит, наилучшие элементы общества. Это — в области практической. В теории же, наоборот, легко было защищать идеалы оппозиции, трудно — а перед лицом молодежи даже невозможно — отстаивать идеи консервативные. Оппозиция ставила на своем знамени такие слова как "свобода всех людей", "всеобщее счастье" и т.д. Она заявляла, что только враги мешают ей осчастливить мир, в то время, как консерваторы принуждены были отрицать возможность полной свободы и счастья и вместо этого предлагать идеалы порядка — более узкие. Разумеется, что все теоретические соблазны были на стороне оппозиции, и наиболее увлекающиеся и пылкие души шли к ним. В общем, выходило что теоретически почти всегда в массе интеллигенции господствует оппозиция и только отдельные лица, как Достоевский и Толстой, ее сторонились, практически же торжествовал консерватизм. И, быть может, вожаки оппозиции были иной раз довольны своей теоретической победой и практическими неудачами. Они чувствовали себя "правыми" — этим чувством люди очень дорожат, они имели пред собою могучего врага, борьба с которым грозит величайщими опасностями, — "нигилизму" именно этого и нужно было. Он верит в спасительную силу опасности и боится мира.
