А тут два раза собирался сказать, и все никак.
Наконец вдохнул побольше воздуха и говорю:
— Макс, да все будет нормально!..
Не * *
Здесь темно и очень душно. Я пытаюсь пробиться к Наташе, к Максу и понимаю, что они ничего не слышат. Наконец мне кажется, что впереди я вижу слабый свет и пытаюсь разглядеть что-нибудь…
ИГОРЬ КВАСЦОВ
Мы подошли к первому дому после развилки. Я не знаю, кто там живет, по-моему, кто-то, перебравшийся из деревни. Тут недалеко есть деревенька, а там конезавод. В половине деревни жить невозможно, так с этого конезавода несет. Поэтому кто может перебирается к нам на окраину. Эти перебрались, значит, недавно. Дом новенький, кирпичный, сада нет, не успели обзавестись пока.
Макс подошел к калитке и позвонил.
Из дома вышел мужик лет тридцати в тренировочных штанах и с золотым крестом на груди. И — с места в карьер:
— Чего вам тут?
Макс не придумал ничего лучше, как спросить напрямую:
— Вы не видели, здесь не проходила девушка ростом где-то с него, — он вытолкнул меня вперед, — с короткими рыжими волосами, в майке и синих джинсах?
Он успел сказать так много, потому что выпалил все на одном дыхании. Чувствовал, что могут оборвать.
— Не знаю я ничего, — лениво отмахнулся мужик и хлопнул дверью. Но потом снова приоткрыл ее, высунул голову и крикнул: —Малый, а ну запри обратно калитку!
Я наклонился к Наташе, и она шепнула мне на ухо:
— Он Олю не видел, не врет. А вообще-то он дрянь редкостная!
В других домах повторилось практически то же самое. Нам открывали глухие и полуслепые бабушки, которые не увидели бы Олю, даже если бы захотели.
Новые хозяева, еще не совсем прижившиеся, с испугу посылали нас подальше, как тот, в тренировочных штанах. Одна нестарая хозяйка, к которой Макс обратился со своим вопросом, была мне знакома. Мы раньше покупали у нее сметану.
Она тоже узнала меня и пригласила всех нас зайти. Очень ей стало жалко Макса. Он и впрямь за эти несколько часов, как говорила моя тетя, с лица сошел.
На счастье, она видела Олю.
— Рыженькая такая, пушистая, у нее еще руки до локтя исцарапаны? — уточняла хозяйка. — Да, проходила, проходила, да уж давно. Я тогда что делала-то?.. Ах, огурцы подрезала. Вот, порезалась, — показала она нам свой перевязанный грязным бинтом палец, — это было, — она задумалась, сосредоточенно разглядывая ранку под бинтом, — да, часа четыре с четвертью уж есть.
Я прикинул: сейчас половина седьмого. Где-то в два часа с хвостиком Олю видели, это было спустя час после того, как они с Наташей разошлись после развилки в разные стороны, значит…
