Действительно, рассказать сложно, а все понятно, — нет с ними Оли. Вот, оказывается, как матрица эта посылается.
«Оли у нас нет», — оформилось понимание в слова, будто Наташин голос у меня в голове прозвучал.
И я стал ждать дальше. Может, Оля еще придет туда.
Я не обедал, а без обеда стоять было тоскливо. Я подумывал, не пойти ли мне назад. И, так ничего и не дождавшись, пошел обратно к Максу.
По дороге я все озирался, мне мерещилось, что вот она, идет где-нибудь по другой стороне улицы или за мной. Но ее нигде не было.
У Макса меня встретили гробовой тишиной. Гест лежал, положив морду на лапы, и смотрел на меня так печально, что я сразу все понял: никто ничего не нашел и от Оли вестей нет. Сам Макс ходил из угла в угол, заложив руки за спину, не поправляя очки — они съехали на самый кончик носа.
Я присел на стул и опустил глаза в пол.
— Она собиралась обследовать район за оврагом, — сказал Макс сдавленным голосом, — они с Наташей разошлись на развилке дороги.
— Я не могу нащупать ее след, словно непроницаемая завеса стоит, — тихо-тихо проговорила Наташа. По-моему, она думала приблизительно так: это, конечно, я во всем виновата! Да каждый сейчас так же думал.
— Гест, но ты же оставил ей какую-то штуку для связи! — говорю. — Что, и по ней Оля не отзывается?!
Гест смотрел на меня с тоской. Ясно. Не отзывается.
— Макс, что делать? — спросил я обреченно. Он наконец поправил очки. Значит, собрался с мыслями.
— Рассуждай логически, Игорь, — начал Макс твердо, — человек не может пропасть абсолютно бесследно. Если бы с ней случилось что-то, связанное с физическим планом реальности, это обязательно засекла бы Наташа. Если же нет… В любом случае у нас есть ниточки, потянув за которые мы непременно найдем ее след.
Мне показалось, что он говорит так много и с таким серьезным видом, чтобы скрыть то, как ему сейчас плохо. И то, что он совершенно растерян.
— Итак, — срывающимся голосом продолжал он, она пошла в район за оврагом/ Значит, первым делом нам нужно идти туда же.
— Так чего же мы сидим?! — воскликнула Катя возмущенно. И тут нашла, чему повозмущаться!
— Пойдемте, — сказал Макс.
Гест поднялся и поплелся за нами. Мы все шли молча, как воды в рот набравши. Макс, как всегда, впереди. Я подошел к нему и сказал… Я вообще не люблю, да и не умею так говорить. Когда отец ездил налоговую декларацию заполнять, а потом вернулся — три дня только и делал, что во дворе дрова со злости рубил. Я тогда ему ничего не говорил. Ничего особенного.
