— Эй, Трикси! Что примолкла? Дело на мази?
— Он почти клюнул, но… радоваться пока рано.
— Ты что, совсем обалдела?! Размазывает там мелодраматические сопли! Слушай, детка, — Куин угрожающе понизил голос, — только не вздумай меня дурачить.
— Мне нужно всего несколько дней, — уверенно сказала Беатрис. — Перед самым отъездом я загоню его в угол и…
— Понял, можешь не продолжать. Даю еще одну неделю, но смотри…
Медленно спускаясь по лестнице, Беатрис пыталась собраться с духом, чтобы открыть Ральфу правду. Завтра приезжает Сара… Значит, необходимо без отлагательств объяснить ему все так, чтобы не испортить их последней рождественской ночи.
Она искала Ральфа повсюду, но его нигде не было. Оказывается, до самой темноты он расчищал снег с дороги, которая вела к замку. Хмурый, озябший, он, даже не переодевшись, уселся ужинать, совершенно игнорируя хлопотавшую на кухне Беатрис.
— Это звонил знакомый, — начала Беатрис, лихорадочно взвешивая каждую фразу. — Дело в том, Ральф… у меня с ним чисто деловые отношения.
— Тесные отношения! Так будет точней и… должно быть, очень близкий знакомый, если у него слу-чай-но оказался наш номер телефона.
— Нет, он… — замялась Беатрис. — Он всего лишь хотел…
— Ты не обязана в чем-либо отчитываться передо мной! — яростно оборвал Ральф и встал из-за стола. — Запомни, твоя жизнь в Лондоне меня нисколько не касается.
Беатрис восприняла это как пощечину. Вряд ли можно яснее выразить, что, в сущности, она ему безразлична. Ее цинично поставили на свое место. «Хозяин» поиграл в кошки-мышки со своей «гувернанткой», сорвал цветок удовольствия, который оказался под рукой. А сейчас подвернулся удобный повод отделаться от лондонской соплячки. Вот он и раздул шекспировскую трагедию из ничтожного пустяка. А она-то размечталась, возомнила себя прекрасной дамой «нашего барона»! Правда, если бы Ральф знал правду, то, возможно… Но как ей признаться во всем сейчас?
Впервые после Рождества Беатрис проводила ночь в своей комнате. Постель казалась отвратительно холодной. Она лежала без сна, вопреки доводам рассудка вслушиваясь в томительную тишину. Вдруг сейчас войдет Ральф и признается, что виною всему его необузданная ревность и что на самом деле он не хочет, чтобы она уезжала. Беатрис заверяла себя, что в тот же миг откроет ему все. И они будут вместе, как прежде, освободившись от паутины бредовых интриг. Что вообще может иметь значение по сравнению с их близостью?
Но Ральф так и не пришел. Она лежала одна, ворочаясь с боку на бок, вздрагивая от слуховых галлюцинаций, разговаривая сама с собой. Временами Беатрис охватывали припадки бешеного озлобления. Если бы Ральф любил ее, он бы верил ей и не заставлял бы рыдать в одиночестве.
