Но рядом сидел Ральф, и от дискуссии о сексе стоило воздержаться. Однако, проснувшись, воображение Беатрис не собиралось подчиняться доводам рассудка. Она представляла, какой он любовник, как эти твердо очерченные губы смягчаются в улыбке и приникают к ней в поцелуе, как уверенно его руки ласкают ее… Дрожь охватила Беатрис.
Опомнившись, она с ужасом подумала, что Ральф мог наблюдать за ней в таком состоянии. Нельзя быть такой сентиментальной, чувственной дурой!
— Что еще случилось? — не замедлил съязвить он.
— Ничего особенного… — Ее голос звучал с неестественным напряжением. — Ничего.
Он с минуту странно смотрел на девушку, потом снова повернулся к камину. С огромным усилием Беатрис сосредоточилась на журнальной странице. О боже, это все еще «Десять способов…» «Разговаривайте друг с другом, — читала она, — ваш партнер не может знать, что вам нравится, пока вы ему не расскажете. Не бойтесь поверять ему свои тайные фантазии, результат удивит вас обоих».
Что, если она скажет ему сейчас: «Ральф, я не перестаю думать о том, как ты раздевал меня в темной машине»? Изумление — слишком слабое слово, чтобы описать его вероятную реакция Беатрис еле сдерживалась от нарастающего приступа истерического смеха. Она была настолько поглощена своими мыслями, что не заметила, как Ральф поднялся и нагнулся к корзине с поленьями у ее кресла.
Страшно переполошившись, Беатрис отпрянула в сторону. Журнал захлопнулся прежде, чем он успел заметить, что детская воспитательница интересуется методикой секса.
— Да что с вами опять? — Недоумевающий Ральф так и остался перед ней на корточках с поленом в руке.
— Так… не обращайте внимания, — сказала! она сдавленным голосом.
— Я только подброшу дров в огонь, — как бы оправдываясь, пояснил он. — Вы не возражаете?
— Нет, совсем нет. Хорошая мысль.
Девушка уже несколько успокоилась, но старательно отводила от него взгляд.
— Вы, кажется, очень взволнованы, Беатрис. — От слов Ральфа веяло холодком и легкой насмешливостью.
— Взволнована? — Она попыталась рассмеяться, но тщетно, раздался какой-то жалкий писк. — Из-за чего мне волноваться?
— Вот и я себя об этом спрашиваю, — медленно произнес Ральф, — и, поскольку серьезных причин нет, остается предположить, что ваше… во всем виновато ваше уникальное воображение.
Беатрис нащупала скользнувший вниз журнал.
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Так уж и не понимаете?
Он без всякого предупреждения придвинулся, облокотясь на ручки ее кресла, так что Беатрис оказалась в ловушке.
