— Мой сын здоров, ведь правда? Просто люди видят его другим. Я хочу, чтобы они увидели его таким, каким вижу я. Это произойдет, да? Ну скажи, дай знак, что так и будет.
Казалось, в глазах Будды засветились участие и согласие, хотя лицо его оставалось отрешенным, надмирным, но Зигни нужен был знак, заметный только ей одной. И она увидела этот знак.
Она вернулась в Арвику из тайного полета в Японию полная уверенности и покоя. Все будет так, как она хочет.
Кен часто звонил Зигни, говорил, как скучает по ней, что видит ее во сне каждую ночь. Голос его был веселым и бодрым, а когда Кен рассказывал об очередном необыкновенном экземпляре, то к веселью и бодрости примешивался неподдельный восторг.
Слушая голос мужа, Зигни чувствовала, как ее охватывает сладостное желание, она пыталась представить себе Кена таким, каким он бывал в минуты близости… и тут же в голове начинали возникать строчки — сначала на японском, потом они переплавлялись в шведские слова о любви.
Зигни решила поехать к мужу после окончания очередной книги переводов.
Это случилось ранней весной.
Кен встретил ее в аэропорту Окленда и повез в Вакавилл, как и хотела Зигни. Жаль, что в этом городке больше не живет Гарри Нишиока, подумала она, но ее печаль сменилась радостью — он соединился со своей любовью, и, может быть, из его глаз ушла вечная настороженность ожидания, и эта, теперь ей совершенно понятная, постоянная готовность к прыжку. Однако в Вакавилле осталось немало потомков тех японцев, кто в прошлом веке приехал сюда на заработки, и многие из них стали хорошо образованными людьми, поэтому при необходимости Зигни могла найти другого консультанта.
Кен выглядел прекрасно — загорелый, сильный, с бронзовыми от загара руками. Зигни почувствовала, как желание толкнулось в животе — ну что ж, прекрасно. Это ее муж, и сейчас в хорошо знакомой спальне Вакавилла они займутся любовью.
Кен тоже предвкушал свидание с женой, о которой думал в последнее время непрерывно. Зигни хороша, она сделалась еще красивее, став матерью двоих детей. Она прелестна и невинна, как в тот далекий день, когда впервые переступила порог их дома и взволновала его сердце. Да что там взволновала — забрала себе его сердце.
Держа руль одной рукой, он положил другую на колено Зигни, потом рука его поползла вверх… Какая горячая кожа, какая нежная…
— О, Зиг, я не доеду…
Он свернул с шоссе, остановился на обочине.
— Ну иди сюда, — позвал Кен, притягивая Зигни к себе. — Смотри, какое большое заднее сиденье…
