Зигни прервала поток воспоминаний. Да, вот так говорить о своей жизни она могла бы только с близким человеком вроде Энн. А что ей рассказать о себе этому американскому парню? Человеку из совершенно чужого мира, в котором она оказалась, но который еще не поняла. Мир, который должен стать для нее всего-навсего средством, с помощью которого она достигнет желаемого — выучит японский язык.
Ей вспомнился один момент из домашней жизни. Однажды Зигни сидела в любимом кресле у камина и смотрела на пылающие поленья, когда вдруг ощутила, что в голове стучатся строчки. Она взяла ручку, и кто-то невидимый продиктовал: «Ты слишком озабочена собой, ты не слышишь внутренних побуждений, их заглушает шум твоих желаний. Может быть, тебя отторгнут, но учись не поддаваться. Знай, ты можешь заниматься чем-то незначительным на первый взгляд, но учти — все дела сложатся в общую мозаику жизни. Возможно, ты никогда не узнаешь, где и как эти кусочки соединятся в одно целое, но ты испытаешь удовлетворение. Ты станешь свободной, потому что узнаешь, кто ты, осознаешь свою малость, свою слабость, свою самонадеянность и узнаешь, что такое великие дела, слава. Ощутишь творческие силы, которые тебе неподконтрольны».
Зигни не просто записала эти строки, возникшие из ниоткуда, — она запомнила их навсегда.
Она читала, что японские художники, сидя перед чистым листом, занимаются медитацией, прежде чем прикоснуться к бумаге. Иногда несколько дней подряд. Но, приступая к работе, они точно знают, что делать. Ее нынешняя жизнь в Америке и та, что была в Швеции, может, и есть стадия медитации перед чем-то главным в жизни?
Да, а этот Кен Стилвотер… Уж он-то никак не вписывался в подготовку к дальнейшей жизни.
Но почему сердце Зигни вдруг забилось, стоило ей мысленно произнести имя этого американского парня? Она снова ощутила запах свежести — ветерок, ворвавшийся в открытое окно машины, коснулся лица Кена и донес до Зигни аромат его лосьона после бритья. Ей померещился голос Энн, которая предупреждала:
— Самое главное в жизни, Зигни, никогда не предавать себя.
Да о чем это она?
Глава пятая
Знак Провидения
— Что это такое?! — воскликнула Зигни, вынимая из старого пыльного чемодана тяжелый фолиант.
— Это? Наверняка еще один дедов гербарий. Я говорил тебе, мой дед Билл Рэдли, отец матери, был ботаником. Он собирал гербарии по всему свету.
— Но почему тогда гербарий если не в музее, то хотя бы не в шкафу? А здесь, в чердачной пыли? — бормотала Зигни, пытаясь открыть толстенный альбом в бордовом кожаном переплете.
