О вреде ртути тогда не говорили — это сейчас поднимают страшный шум, если вдруг в еде находят хоть капельку ртути. Авторитетно заявляю всем, что при приеме внутрь ртуть не токсична! Дышать ее парами не стоит, а глотать — пожалуйста, сколько влезет!
У нас на «том дворе» жил бывший «зек» — Рафик, который на зоне работал на ртутных приисках. Так вот эту ртуть на работе он каждый день пил килограммами, а, приходя домой, переворачивался вверх ногами и выливал содержимое в таз. Потом он продавал ртуть скупщикам, которые перепродавали ее частным зубным врачам. В те годы были очень распространены медные и серебрянные пломбы, материал (амальгама), для которых готовится на ртути. Две медные пломбы, поставленные мне более полувека назад, прекрасно держатся у меня в зубах и сейчас, а каков век пломб нынешних — вы сами прекрасно знаете.
Монета, натертая ртутью, недолго оставалась серебристой — ртуть выдыхалась и золотистый цвет возвращался. Поэтому у меня в комнате стояло блюдце со ртутью и монетами, плавающими в ней как кусочки дерева или пробки. Я их время от времени переворачивал, чтобы амальгамировать обе стороны. Как мы все не поумирали от этого сам не понимаю! Наверное, на Кавказе даже ртуть была поддельной!
А если серьезно — то не повторяйте этого опыта сами. Я думаю, изобретатель ртутного барометра Торричелли умер молодым, как раз из-за целых корыт со ртутью, которые стояли открытыми у него в лаборатории. Это видно, хотя бы из рисунков, изображавших этого ученого в своей лаборатории.
Так вот, возвращаясь к начальным годам в ВУЗе, я первым делом вспоминаю тренировки. У нас в Политехническом был хороший зал штанги, где я тренировался три-четыре раза в неделю. Но первые годы продолжал ходить в прежний зал на стадионе «Динамо», к которому привык, да и с товарищами не хотелось расставаться. У нас образовалась теплая группа товарищей, шуточным девизом которой был: «Поднимем штангу на должную высоту!».
Иосиф Шивц почему-то ушел с тренерской работы, и у нас появился молодой симпатичный тренер Роберт, которого мы все очень полюбили. Мы даже стихотворение такое придумали в подражание Маяковскому:
Да будь я евреем преклонных годов, И то без сомнений и ропота, Я штангу бы поднял только за то, Чтобы порадовать Роберта!
А Роберту очень нравился мой жим — я «выдавливал» штангу несмотря ни на что, даже если она была непомерно тяжела для меня.
— Венацвале ам спортсменс! («Благословляю, этого спортсмена!» — по-грузински) — восхищенно говорил Роберт, видя мой жим. Он был уверен, что я побью мировой рекорд в жиме, а он был тогда, в моем полулегком весе, равен 115 килограммам. В 1958 году весной я на тренировке жал, конечно не очень «чисто», штангу в 115 килограммов, а на соревнованиях поднял всего 105 килограммов — не хотел рисковать, мне нужно было выполнить норматив мастера, что я успешно и сделал. Кстати, норма мастера спорта в жиме тогда была всего 95 килограммов. Но я, нимало не сомневался в том, что осенью 1958 года, побью мировой рекорд. Даже сам экс-рекордсмен мира в жиме, Хайм Ханукашвили говорил мне, что я вполне могу осенью побить этот рекорд. Рекордсмен тренировался в том же зале, что и я, только в другое время. И чемпион мира — Рафаэль Чимишкян также тренировался в нашем зале. Мне «повезло» — только в моем — полулегком весе, в Грузии были штангисты мирового класса — чемпион и рекордсмен мира. «Рыпаться» мне вроде, было некуда, но именно в жиме была «брешь» — 115 килограммов — вес, который никак нельзя было считать очень большим. У чемпиона мира Чимишкяна жим был слабый — 105 килограммов, но в рывке и толчке, он был недосягаем (в то время соревнования по штанге проводились по классическому троеборью — жим, рывок и толчок двумя руками). Вот и поуходили мало-мальски сильные спортсмены в другие весовые категории — легчайший и легкий веса, боясь конкуренции с Чимишкяном. А Ханукашвили был уже «в возрасте» и установить новый рекорд не мог. Так и держались эти 115 килограммов, как будто специально дожидаясь меня.
