Сейчас же нужно было утешить ее, объяснить, что она ни в чем не виновата:
— Но, Сьюзен, что вы могли сделать? Любой испугался бы на вашем месте. А тем более — ребенок. Да и потом ваши дядя и тетя — они ведь тоже норовили вас всячески обидеть, насколько я понимаю.
— Что вы имеете в виду?
— Да хотя бы вашу одежду. Это же не одежда, а отрепья какие-то. Я сразу это заметил, как только мы сошли с поезда. Хотя изначально она, наверное, из хорошей ткани.
Сьюзен кивнула:
— Да, все это обноски, платья Гортензии. Она отдавала мне одно платье в год. Шить я не умею, но ушивать и подкорачивать мне волей-неволей пришлось научиться: Гортензия много выше меня и крупнее.
— Судя по всему, ваши родственники достаточно состоятельные, ведь так?
— Да.
— Тогда почему они отдавали вам только одно платье в год?
— Все остальное шло в церковный приют. Это создавало семье хорошую репутацию… — с грустью объяснила ему Сьюзен, а потом улыбнулась, словно вспомнив о чем-то приятном: — Знаете, я все время проводила у кухарки на кухне. Мне ужасно там правилось — тепло всегда, запахи такие вкусные… Когда мне исполнилось четырнадцать, кухарку уволили, и мне велено было взять всю готовку на себя… Если что-нибудь подгорало или, наоборот, не прожаривалось, тетя ужасно кричала… — Сьюзен вздохнула: — Зато в результате я стала довольно неплохой кулинаркой. Мне отдали маленькую комнатку при кухне, и жизнь была бы похожа на рай, если бы не…
— Если бы к вам постоянно не ломился Эндрю? — догадался Чейз.
Сьюзен кивнула.
— А еще меня держали как пленницу, — продолжала она, — никуда не выпускали из дома. Я сбегала лишь тогда, когда они все уезжали в гости. Вот тогда-то я и наслаждалась свободой, — улыбнулась Сьюзен. — Я часами сидела на пристани, смотрела на приходящие и уходящие корабли и мечтала оказаться на одном из них. На пристани я однажды и встретила Тедди. Мы вместе укрывались под навесом от дождя… О том, что я хожу на пристань, знали только слуги. Но, что самое удивительное, за все эти годы они ни разу не выдали моего секрета. — Сьюзен тихонько рассмеялась. — А тетка только удивлялась, почему я так быстро снашиваю ботинки. Вся обувь доставалась мне в наследство от Гортензии и была мне сильно велика, а потому на ногах моих вечно были мозоли.
«Как же, должно быть, больно ей было идти по раскаленному песку пустыни в изношенных туфлях, которые были еще к тому же ей страшно велики, и с ожогами на ногах! — подумал Чейз. — Бедняжка и так много пережила за свою не очень долгую жизнь, а я лишь добавил ей страданий».
