Когда Барни вернулся и с удовлетворением посмотрел на пустую тарелку, Джеймс сказал:
— Это было восхитительно. Инид — гений.
Барни облегченно ухмыльнулся, забрал тарелку и поставил второе блюдо.
— Она бывает даже рада таким испытаниям, вы ее знаете. Тут она тоже попробовала что-то новенькое. У нее была только одна цыплячья грудка, вот она и порезала ее на полоски, обваляла в сухариках и обжарила. В соусе сливки и эстрагон. Она знает, как вы любите эстрагон.
Люблю? — рассеянно подумал Джеймс, глядя на зеленоватый соус. Он попробовал. Да, ему понравилось.
— Вы с Инид меня разбалуете, — сказал он Барни.
Он отказался от десерта и пил кофе в кабинете, решив поработать пару часов перед сном. Все равно не заснет — какой смысл ложиться.
— Что-нибудь еще нужно, сэр? — спросил Барни, прежде чем оставить его.
Подняв глаза от разложенных на столе документов, Джеймс помотал головой.
— Нет, спасибо, Барни. Все хорошо.
Барни медлил у двери, и Джеймс снова оторвался от бумаг. В немолодых глазах Барни он увидел тревожную озабоченность.
— Она очень хорошая девушка, — выпалил Барни. — Добрая, сердечная и очень серьезная. Не то что та, другая. Нам с Инид она совсем не нравится.
Похолодев, Джеймс произнес:
— Спокойной ночи, Барни. — Он не собирался обсуждать ни Фиону, ни Пейшенс, и не дело Барни говорить что бы то ни было о них.
Личная жизнь Джеймса не касается тех, кто на него работает, они должны делать свое дело и не лезть к нему в душу. Плохо, когда слуги знают тебя с детства. Как и мисс Ропер, они считают себя вправе высказывать свое мнение, когда захотят. Им даже не приходит в голову, что такая фамильярность непозволительна!
Барни вспыхнул, обиженно глянул на него и молча удалился, оставив Джеймса с чувством вины и в то же время обиды. Почему он должен чувствовать себя виноватым? Барни действительно не должен говорить подобные вещи. Однако Джеймс снял трубку внутреннего телефона и позвонил в комнату прислуги.
Барни снял трубку и ровным, вежливым голосом произнес:
— Да, сэр?
— Извини, Барни, — сказал Джеймс. — Это все усталость и нервы.
— Ничего страшного, сэр. — Голос Барни потеплел, в нем чувствовалась улыбка. — Что ж я — не понимаю?
Джеймс боялся, что он слишком хорошо все понимает, и вовсе не хотел предоставлять Барни шанс снова пуститься в рассуждения. Он поспешил попрощаться:
— Спокойной ночи.
Джеймс положил трубку и взглянул на бумаги.
Сосредоточься! — приказал он себе. Работа — единственный способ забыть обо всем остальном. Он узнал это еще с детства. Слова прыгали, как мошки. Черные фигурки, не несущие никакого смысла. В голове угнездилась боль. Только головной боли не хватало. Он приложил палец к артерии на правом виске и прикрыл глаза. Боль ослабела, но, стоило убрать палец, не замедлила вернуться. Он бросил работу, выключил свет и лег в постель.
