Он оглянулся.
— Как вы узнали?
— Да у тебя на лбу написано.
— Значит, вы… Не посвятите меня? — выдавил Скай.
— Я — нет. Почему ты, англичанин, считаешь, что можешь выбирать в наших старинных обычаях только то, что тебе нравится? Если уж решил приобщиться к ним, то должен принять все.
Паскалин понаблюдала некоторое время за смятением, отразившимся на лице внука, затем повернулась и медленно направилась в спальню.
— Тебе следует поразмыслить над этим, внучек. Подумай, чем ты платишь и что получаешь взамен. До Дня всех душ еще больше месяца. У тебя есть время.
Она почти дошла до двери, но, услышав полный отвращения голос, остановилась.
— Бесконечные разговоры о смерти — это все, на что способны маццери? А как же жизнь?
Паскалин посмотрела на него.
— Говорят, было время… — Она внезапно замолчала.
— Что? — Скай заметил, как смягчилось ее лицо.
Бабушка прислонилась к косяку и продолжила:
— Это не более чем предание. Были некогда такие маццери, которые не только убивали. Они могли и воскрешать.
Сердце Ская забилось чаще.
— Воскрешать?
— Это просто легенда. И легенда очень древняя. Древнее даже, чем предание об убийстве в День всех душ.
— Расскажите, — с трудом проговорил Скай.
— Их называли маццери сальваторе. — Паскалин задумалась, подбирая нужное слово. — По-английски это будет «спасители». Они могли убить животное, а затем «спасти» его. Вернуть к жизни.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Если, конечно, хотели. Единственные маццери, способные выбирать.
— Маццери сальваторе, — произнес Скай нараспев, почти как молитву, затем подошел к бабушке. — Как бы мне побольше узнать о них?
— Узнать? — насмешливо повторила она. — Я ведь сказала, мальчик, это легенда. Если когда-то они и существовали, теперь все сведения утеряны. Они лишь шепот из далекого прошлого.
Паскалин снова повернулась в сторону спальни.
— Поэтому, если не умеешь путешествовать во времени, советую забыть об этом и начать готовиться к отъезду… Или к мести!
Она вошла в комнату и заперла за собой дверь. Скай постоял несколько секунд, глядя на нее, затем побрел к камину. Он нагнулся и, подобрав с пола креповый лоскут, накинул его на портрет дедушки. То ли из-за освещения, то ли из-за водоворота мыслей в голове Скай вдруг уловил в изображении Луки Маркагги кое-что, чего раньше не замечал. Острую тоску в глазах. Он тут же узнал это выражение, так как каждый день видел его в зеркале.
— Ты ведь не смерти жаждал, дед? — мягко сказал Скай. — Жизни. Жизни со своей женой, с сыном. Ты решил отказаться от мести, повернулся к ней спиной. И не увидел топоров убийц.
