Заметив странное выражение ее лица, Вилли участливо поинтересовался:
— Я что-нибудь сказал или сделал не так?
— Нет, все в порядке. Мне вдруг показалось, что я где-то потеряла свою сумку. Но потом вспомнила, что она осталась внизу, в прихожей. Выписать вам чек прямо сейчас?
— Чек? — Его лицо вдруг стало сонным и усталым. Глаза скользили вверх и вниз по напряженной фигуре девушки.
— Работа закончена, надо расплатиться, — уточнила Гизела.
— Нет нужды. Считайте это нашим с братом подарком. — В его голосе не было соответствующей такому заявлению доброты.
— Не надо мне такого подарка, тем более что деньги на оплату работы мне не принадлежат.
Отметив, что его лицо хранит какое-то странное для подобного развития разговора выражение, Гизела выругала себя: дура, как же ты могла вообразить, что хочешь отдаться этому грубому, туповатому и упрямому мужлану! Немного помолчав, она спросила:
— Вас что-то тревожит?
— Ничто меня не тревожит. Более того, помогая брату в работе, я отвлекался от грустных мыслей. Что ж, за это еще и деньги брать?
У Гизелы имелись все основания не поверить этому заявлению. Вилли не был похож на человека, которому удалось отогнать тревожные или печальные мысли. Чувствовалось, что его что-то гнетет. Что-то глубоко спрятанное от других, какая-то тайна. Неожиданно при этой мысли на душе у девушки тоже стало грустно.
— Почему вы не хотите взять честно заработанные деньги и на свою долю купить Петеру... ну, скажем, новые туфли?
— Давайте прекратим дискуссию! Я сказал, что не возьму у вас денег, и не возьму.
— Вы сказали, вы сказали... А мне-то зачем ваша благотворительность?
— С чего вы вбили себе в голову, что это благотворительность? Это, скорее, эгоизм.
Они стояли лицом к лицу, правда, фигурально, потому что ее лицо было на уровне его мощной груди. Гизела от этой близости мужчины, которого она хотела так, как никогда никого и ничего, потеряла способность понимать, что с ней происходит. Ее бросало то в озноб, что в жар. Она подняла глаза, встретила его взгляд и чуть не потеряла сознание. В этих серых бездонных озерах сейчас была только ненависть. За что он может так меня ненавидеть? — пронеслось у нее в голове.
И опять он прочел ее мысли.
— Хотите знать, кто я на самом деле и что чувствую в вашем присутствии? Сказать вам правду? Всю правду? — Голос Вилли сел на две октавы и звучал низко и хрипло, как треснувший старинный колокол.
Гизела не рискнула ответить, да, впрочем, она и не смогла бы вымолвить ни слова. Он сжимал ее плечи довольно ощутимо, пожалуй, даже больно, но убери он сейчас руки, и она осела бы на пол. Ноги не держали девушку...
