— Бабушка Андреа по материнской линии хочет через суд отнять у меня дочь. Точнее ее сын и его жена.
— Зачем им это надо? — ошеломленно спросила Керри.
— Они считают меня плохим отцом.
— Вот это уж сущий вздор! — не подумав, выпалила Керри.
На его лице появилось странное выражение.
— Спасибо за комплимент, — смутился Квентин.
Керри тоже слегка покраснела.
— Просто мое личное отношение к кому-либо не мешает мне быть объективной и справедливой, и уж что есть, того не отнять. Вы действительно прекрасно умеете обходиться с детьми, даже если...
— ...У меня репутация заправского плейбоя. Это вы хотели сказать? - вставил он и, не дав ей возможности согласиться или опровергнуть свою реплику, продолжил: - Как раз именно на этом они и собираются сыграть.
— А мать Андреа? Как я догадываюсь, вы больше не живете вместе.
— Мы никогда не жили вместе.
— Но все же она тоже имеет право голоса, ведь дело касается судьбы ее дочери.
— Гленда умерла.
Во взгляде Каролайн промелькнуло нечто, похожее на сочувствие.
— О, извините! А что случилось? - И тут же смущенно покачала головой. - То есть вы можете не отвечать, конечно, если не хотите. Извините, я сую нос не в свое дело.
— Я только что сделал вам предложение, естественно, у вас есть право кое-что знать.
Это ограничение — кое-что — указывало, что ее любопытству должен быть положен предел.
— Гленда умерла вскоре после родов. Осложнения.
— Соболезную.
— Все уже в прошлом.
Не потому ли Квентин Клафф так отгораживается от пресловутого прошлого, что оно хранит слишком много болезненных воспоминаний? Может, он так сильно любил мать Андреа, что до сих пор не может смириться с ее потерей?
— Вообще-то, мне кажется, вам не о чем беспокоиться. — Керри иронично поджала губы. — Если, конечно, рассказы о вашем финансовом положении — не преувеличение.
Клафф на ее вопросительный взгляд, усмехнувшись, покачал головой.
— В таком случае вы можете позволить себе нанять первоклассного адвоката. И я уверена, выиграете дело.
— У меня есть такой адвокат, и он разделяет вашу уверенность. Но тем не менее судебный процесс — грязное дело и может вытащить на всеобщее обозрение такие вещи, которые предпочтительнее оставить в тени.
— Еще бы, представляю! Должно быть, ужасно читать в газетах нелицеприятные подробности собственной жизни.
— Честно говоря, мне все равно, что пишут обо мне в газетах, вовсе не за себя я в данном случае переживаю, — заявил Квентин, глядя на нее так, словно она противный камешек, попавший в его ботинок. — Я хочу уберечь от всего этого дочь и даже на пушечный выстрел не подпускать к ней журналистов.
