— Я все это вижу и ценю. Я всегда в тебя верил,— произнес он, стараясь как можно более деликатно напомнить ей, что, как бы то ни было, всем этим она обязана ему. Тереза, однако, не замечала или не хотела замечать никаких намеков.
— Верил?! Ты верил, что твоя идиоточка будет спокойненько ждать тебя пять лет, думать только о тебе, твоих делах и интересах и, как гимназисточка, одна спать в своей постельке, считая дни, когда же ты вновь появишься?!
Эта вскользь сказанная фраза о спанье. Сказанная нарочно, чтобы сделать ему больно. Его это нисколько не задело, не кольнуло, но он сделал так, что на ее лице мелькнуло удовлетворение. С минуту он молчал, чтобы она убедилась — удар достиг цели.
— Честно говоря, я именно в это верил.
Сраженная наивной искренностью его признания, она смягчилась, агрессивность на лице сменилась неким подобием сочувствия.
— Дурачок ты старый. При всем твоем уме и ловкости ты все-таки какой-то глупый. И всегда был таким, даже когда я тебя боготворила. Ты в самом деле верил, что оставишь на пять лет молодую, красивую и богатую телку с записанным на нее огромным домом, не попадающим под конфискацию, пойдешь, отсидишь себе, потом как ни в чем не бывало вернешься и все будет по-прежнему? Ты действительно в это верил?
Петр очень старался, чтобы его вид вызывал только жалость.
— Тебе нужна старая, добрая и верная жена. А я ни старая, ни верная, ни добрая. Sorry.
Она продолжала свой монолог, не отрывая глаз от темноты ночного сада.
— Но ведь именно такой ты меня всегда и хотел. Твоя школа. Такой ты меня вылепил сам. Только я не хочу выглядеть в твоих глазах свиньей. Я подумала о том, что будет, когда ты вернешься.— Она деловой походкой подошла к столику и достала визитку. На, здесь адрес и телефон Мачея Гоффмана. Это мой адвокат. Он выплатит тебе половину стоимости дома, сада и теплиц, даже тех, которые я поставила без тебя. Для начала тебе должно хватить. Ты же способный.
Петр взял визитную карточку, повертел в руках, вздохнул. Впервые за время разговора Тереза улыбнулась ему, дружески, даже приветливо. Ни следов угрызений совести, ни недавнего гнева. Петр вздохнул еще раз, кивнул.
Она обеими руками откинула назад пушистые волосы, в этом жесте были и облегчение, и радость: с самым неприятным покончено, теперь можно расслабиться.
Петр пригладил короткий ежик на голове.
— Я в самом деле завязал.
Тереза посмотрела на него с укором: зачем опять возвращаться к тому, с чем они только что покончили?
