Быстро одевшись, чтобы успеть до обеда, пока курс доллара был самым низким, я поспешила в обменный пункт, что располагался в соседнем подъезде. Там работали уже знакомые мне Славик и Дан — по мере своих распродаж я покупала у них мелочь: десять, двадцать, иногда и пятьдесят долларов, ибо инфляция продолжала усиливаться.
Я поздоровалась.
— Сегодня у меня сумма побольше. Поменяете?
— Поменяем, только на крупную сумму давайте хотя бы двухсотки, — попросил Славик.
Дан сидел мрачнее тучи и молчал. Впрочем, улыбка у него всегда была неприятной, и теперешний вид его даже украшал.
— А по миллиончику не хотите? — я протянула все полученные только что деньги.
Славик начал сосредоточенно считать. Пока он мотал головой и снова пересчитывал, я ждала.
— Какого черта вы мне дали такую сумму: ни туда, ни сюда?
— Что значит «ни туда, ни сюда»? — возмутилась я. — Там должно быть на сто пятьдесят долларов и сдача.
— Сда-ача, — недовольным тоном протянул он. — Посчитать дома не могли... Возись тут! — он вернул сдачу, бросив деньги на отлетный столик.
— Дайте, пожалуйста, купюры поновее, — попросила я.
— Какие есть, — он положил сверху на рубли две долларовые бумажки.
Не торопясь, я начала их изучать, пытаясь рассмотреть год выпуска: «сотенная» была девяносто третьего, а пятидесятка — девяностого года, к тому же изрядно потертая. Отодвинув их в сторону, я уложила в кошелек сдачу в рублях. Затем вернулась к долларам: проверила бумагу, рельефность текстов. Потертая купюра явно не нравилась мне.
Славик нервно покинул свое место, потянулся, скользнул по мне взглядом и вышел из металлического «сейфа» обменного пункта, направившись на улицу за глотком свежего воздуха.
— Слушайте, Дан, — обратилась я ко второму кассиру. — Вы ведь меня не первый раз видите, я живу в соседнем подъезде, частенько захожу к вам, и посему по дружбе дайте другую пятидесятку.
Осклабившись, что должно было означать улыбку, он, растормошив воздух и образовав из него настоящие вихри, выхватил из моих рук потертую бумажку и протянул взамен новенькую, хрустящую. От неожиданной перемены в нем и легкой сговорчивости я сначала опешила, а потом, испугавшись, что он может передумать, поспешила спрятать добытую с трудом новенькую купюру и заторопилась домой. На выходе меня чуть не сбил с ног возвращающийся Славик:
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, спасибо!
Дома я достала все свои сбережения и разложила на столе. Часть из них была в долларах с преобладанием мелких купюр, а остальное богатство — в рублях. Пересчитав их, я убедилась, что суммы в долларах, вместе с только что купленными, хватит, чтобы оставить родным. На лето мне должно было хватить того, что оставалось в рублях. До осени перебьюсь как-нибудь, а там…
