— Пятидесятка была фальшивая?
— Нет, — удивленно ответил он. — С чего вы взяли?
— Тогда, почему…
— Просто хотелось спихнуть очень потертую банкноту, — и он протянул мне все ту же пятидесятку.
— Возьмите, это моя доля от вашей «сотки». Мы ее поделили. Дан дал мне именно эту потертую банкноту. Воспитывает, понимаете? Потому что это я купил ее у одного древнего дедули, пожалел старика.
— Спасибо, — голос мой задрожал. — Все же это лучше, чем ничего. Идите, дружок, не навлекайте на себя новые неприятности.
Надо же, — подумала я, — мы действовали словно заговорщики: я намеренно забыла кошелек, а он воспользовался этим, чтобы незаметно вернуть часть моих денег. Уже в спину уходящему парню я добавила, с удивлением для себя, которое потом долго вспоминала:
— Помните, судьба всегда будет милостива к вам.
Не среагировав на мои слова, лишь коротко скользнув по мне взглядом, он, зябко ссутулившись, прошмыгнул назад в помещение.
6. Знамение
Ночью мне спалось сладко и спокойно, однако снились странные, пророческие сны. Пережитое потрясение переплеталось с верой в возмездие, тупая боль в сердце перемежалась минутами блаженного покоя, и тепло, словно морем обнимающее мою бренную оболочку, сменялось волнами озноба от безотчетной признательности. И сны были точно так же сотканы из образов мести и благодарности, проклятия и благословения. Они, забываясь и тут же — во сне — вспоминаясь, повторяли круговорот понятного и мистического, уже случившегося и лишь грезившегося, оставляя убеждение в глубоком их значении для грядущего. Совсем под утро возникло почти реальное видение юноши, взявшегося ниоткуда и стоявшего ни на чем, от которого исходил во все стороны какой-то целебный свет. Он спросил:
— Видишь свет?
— Да, — ответила я.
— Это свет истины, и я им поделюсь с тобой.
— Зачем? — я боялась принимать, хотя бы и в подарок, такую драгоценность.
— Чтобы ты поделилась с другими.
— Но свет не живет сам по себе, он связан с тобой. Без тебя его снова не станет.
Видение исчезло, и только голос еще звучал, удаляясь:
— Воистину есмь и пребуду. Аминь. А ты прокляни каждого, творящего зло; прости завистников и недоброжелателей; защити невинных; попроси милости и добра для любящих; покайся в грехах своих-их-х…
Я проснулась, недоуменно озираясь. Куда ушел этот юноша, с которым мне было так спокойно и уверенно? Почему растаял голос, донесший до меня странные речи, давший наказ, а как его исполнить не сказал? Вопросы, оживившиеся верой в возможность получить на них ответы, застряли в горле. Из моих уст, казалось, приготовившихся к дальнейшему разговору, вырывалось только учащенное дыхание. А сердце снова сжалось в комочек от сирой реальности, прорезавшей приятность сна. До слуха донесся перезвон колоколов. Начинался новый день обременительной жизни, новый мученический круг. Ярко, как и во всю зиму, светило солнце. Под его лучами проснулись сосульки и оглашали окрестности дружной звонкой капелью. Автомобили шуршали шинами по мокрому асфальту, и, тяжело вздыхая, грузно оседали огромные, толстые, пропитанные водой сугробы.
