В полночь
в черном
кружевном
шарфе
когда желанья
жгут
кожу
Пре-кра-сная Ме-р-се-дес
девушка со своим восьмым мужем
начальником Саратовской тюрьмы —
порывистее, чем авто,
тоньше, чем ось,
гиб
че
чем
луч,
спустилась
в подземелье,
где
уже десять лет
косматым комком
сидел на цепи
разбойник
Ванька Каин.
А в другом углу
— сплошная кишка —
скользкими кольцами
клубился
огро-о-мный
единорогий пифон
Угодай…
Ванька Каин
стиснув клыки
взывал
к зеленогубой змее:
— О-о, Угодай!
Меня мучают кислые мертвецы.
Костью скребутся,
выходят из темных углов,
виснут на стенках.
…белая рожа
отвисла до-полу
возле меня тикает…
Вон —
утробным сырым мешком
с потолка
надувается
кусковой ногобрюх…
Сбоку
глазом щербленым подмигивает
жирная недоглядь —
все разнесет
сквозюха.
мозг присоскою
стальными пальцами
А-а-а! ы-ы!.. —
Каин,
шею втянув,
висельной дробью
за-сы-пал:
— Сгинь! Сгинь! Сгинь!
А-а-а, опять лезут
девки загубленные
сосками,
мокрецами
в губы
дети, купцы, старухи…
корюкие руки…
хрюки… труки-руки… —
Начтюрьмак
при пороге
под нос
шпикнул брюжливо
— Надо бы вентилячию
проветричь.
Ишь, штенки жагадил,
по перештилю
мокричныи глаж
полжет —
шрамота! шрамота!..
Штоб вам пошмотреть на Пушкина!
