Modo vir, modo femina
[7].
У нас война! Красавцы молодые,
Вы хрипуны……..
Сломали ль вы походы боевые?
Видали ль в Персии
Ширванский полк? Уж люди!
Мелочь, старички кривые,
А в деле всяк из них, что в стаде волк!
Все с ревом так и лезут в бой кровавой:
Ширванский полк могу сравнить с октавой.
Поэты Юга, вымыслов отцы,
Каких чудес с октавой не творили?
Но мы ленивцы, робкие певцы,
На мелочах мы рифму заморили,
Могучие нам чужды образцы.
Мы новых стран себе не покорили,
И наших дней изнеженный поэт,
Чуть смыслит свой уравнивать куплет!
Но возвратиться все ж я не хочу
К четырестопным ямбам, мере низкой…
С гекзаметром… О, с ним я не шучу:
Он мне не в мочь. А стих Александрийской?
Уж не его ль себе я залучу?
Извилистый, проворный, длинный, склизкий
И с жалом даже — точная змея…
Мне кажется, что с ним управлюсь я.
Он вынянчен был мамкою не дурой:
За ним смотрел степенный Буало,
Шагал он чинно, стянут был цезурой:
Но пудреной пиитике на зло
Растрепан он свободною цензурой,
Учение не в прок ему пошло,
Hugo с товарищи, друзья натуры,
Его гулять пустили без цезуры.
О, что б сказал поэт законодатель,
Гроза несчастных мелких рифмачей!
И ты Расин, бессмертный подражатель
Певец влюбленных женщин и царей!
И ты Вольтер, философ и ругатель,
И ты Делиль — Паранасский муравей.
Что б вы сказали, сей соблазн увидя!
Наш век обидел вас — ваш стих обидя!
У нас его недавно стали знать.
Кто первый? можете у Телеграфа
Спросить и хорошенько все узнать.
Он годен, говорят, для эпиграфа,
Да можно им порою украшать
Гробницы или мрамор кенотафа;
До наших мод, благодаря судьбе,
Мне дела нет: беру его себе!
