— Ничего не знаю, я ее не видела.
— Гувурите по существу, а не таинственными намеками, — от волнения Иван часто переходил на официальный язык, каким он его себе представлял.
— Так он же ее на позднюю ночь приглашает, когда я уже сплю. У нас... — она потупила взор, но затем продолжала: — У нас уже года два отдельные спальни. Он выбрал себе дальнюю, ту, что за светлицей будет, а мне досталась меньшая, рядом с кухней.
— Если вы спите, то откуда знаете, что делает ваш Савел? Га? Уважаемая, мне надо картофель полоть, а не ваши выдумки слухать.
— Они всю ночь смеются, толкутся там, а я просыпаюсь и не сплю. Плачу-плачу, плачу-плачу, а сказать некому. Кто меня защитит, сироту? Вот и пришла к вам. Может, он меня бросить задумал?
«Сироте» недавно перевалило за шестьдесят, а Савелу было года на четыре-пять больше.
— Поговорите с ним, — просила она дальше. — Он власти послушный. Пусть не издевается надо мной.
— Скажите откровенно, чего вы не выйдете к ним и не гаркнете? — деловито поинтересовался Иван.
— Стыдно мне. А еще не хочу Савла гневить, тогда я его точно потеряю. Нет, лучше вы. Только не говорите, что я к вам приходила.
— А чем же я мотивирую? С какой, мол, стати?
— Не знаю.
— Вы, Циля, не на все предметы имеете ясное представление, и это вводит меня в заблуждение.
— Ну, скажите, например, что были неподалеку, услышали смех, разговор. Вот и решили зайти, узнать, что и как.
— Вотето можно, — Иван взволнованно укротил вихор на голове. — Только нащот ночи будет необъяснимо. Хотя, канешно, это непорядок, что он с чужой женщиной тое-другое делает. Как же быть?
— Придумайте что-нибудь. Ой хорошо было бы его на горячем поймать!
— Я подумаю.
— Да хват вам морочить друг друга! — прикрикнула на них Чепурушечка. — Одна психичецая, а второй и рад стараться. Иди ужинать, — царапнула мужчину воробьиным кулачком по спине, думая, что достает его кузнечным молотом.
Циля не то чтобы обиделась на эти слова, но подобрала мокрые губы и пошла домой.
— Нынчи ж пойду я, Галя, в засаду. Этого дела нильзя пускать на самотек, — задумчиво изрек Иван за ужином.
Стояла летняя пора, июль, жара. Температура даже ночью не падала ниже двадцати пяти градусов. Люди мучились от духоты. На ночь открывали настежь окна, входные двери и люки чердаков, старались добиться хоть квелого сквознячка. Но нет, вязкий воздух стоял неподвижно.
— Как на войне, Чепурушечка, — обдумывал дальше свой план Иван Яйцо. — Возьму языка.
