— Да ты и сама знаешь, — ответил он. — Женщина, полная огня, такая трепетная, живая…
Сэди раскрыла рот.
— А почему ты думаешь, что я такая?
Кевин тихо засмеялся.
— Эти искорки у тебя в глазах. Радостный смех. Доброе сердце. Сэди, меня всегда забавляло, что тебя так волнует, какое платье надеть и какой вилкой пользоваться. Ведь свою истинную сущность ты все равно не скроешь! И вся эта «воспитанность» тускнеет по сравнению с тем, какая ты есть на самом деле.
Да, он любит меня. Любит. Сэди была и смущена, и польщена, и опечалена.
— Не грусти, Сэди. Не надо, — нежно сказал Кевин, словно прочитав ее мысли. — Я это переживу.
И впервые Сэди заметила в глазах Кевина что-то вроде озорного блеска: адвокат вытащил из кармана листок бумаги и бросил его ей на колени.
Крупными черными буквами на листке было написано: «ВЕНДА», а под именем стоял номер телефона.
— Черт побери, откуда это у тебя?
— Она занесла тебе днем кастрюлю с едой и сделала мне холодный компресс.
Сэди расхохоталась. И Кевин засмеялся вместе с ней. Сэди подумала, что они с ним первый раз смеются вместе.
Зазвонил телефон. Когда Сэди подняла трубку, голос у девушки все еще дрожал от смеха.
— Сэди, это Майкл. — Тон у него был холоден и суров, как арктический ветер.
Но даже если и так, последнее «до свидания» Майкла звучало как приговор — окончательный и обжалованию не подлежащий. И все же мистер О'Брайен звонит. Значит, что-то случилось.
— Что такое? — с тревогой спросила девушка.
— Мне только что позвонил человек, потерявший пони. Я думаю, Помпончик принадлежит ему.
Майкл швырнул телефонную трубку. У Сэди такой счастливый голос! Ну а почему бы и нет? С ней — ее друг, почти жених. Вероятно, они сидят там на пару и радостно предвкушают, как разрушат в городе все здания старше двадцати лет.
Майкл поглядел на беспорядок, царящий у него на кухонном столе.
Что это я делаю — пеку хлеб? Кажется, я совсем спятил!
Да, ответил ему внутренний голос. Совсем.
Где-то в поваренной книге сказано, что надо изо всех сил бить кулаками вылезающее из миски тесто. Отчаянно дубасить эту противную липкую массу, похожую на ожившую грязь из фильма ужасов.
Вкладывая в процесс избиения всю свою ярость и обиду, Майкл принялся месить тесто. Он колотил его, тискал, мял…
Месил до тех пор, пока у него не заболели руки. Зато успокоилось сердце. Почти.
Время от времени Майкл подходил к кухонному окну и выглядывал на улицу. Уже в девятый раз; но кто считает? В доме Сэди все еще горит свет. А эта большая шикарная машина стоит во дворе, сияя в лунном свете как серебро.
