К слову, со времени наступления у нас это была первая потеря аэростата. Когда мой помощник майор Н. М. Иванов подал акт на списание в расход оболочки и корзины, штаб тыла фронта неожиданно предложил сдать опаленную и пробитую осколками корзину в музей артиллерии.
Если вам доведется побывать в Военно-историческом музее артиллерии в Ленинграде, не спешите пробежать мимо этого неброского экспоната. Хитрое сплетение тонких прутьев ивняка местами пробито, местами опалено. Представьте хотя бы на миг себя в летном комбинезоне и шлеме, с ранцем парашюта в этой корзине, которую воздухоплаватели солидно именовали гондолой, висящего живой мишенью в поднебесье на лютых ветрах и морозах, и, может, тогда вы пристальней вглядитесь в потемневший ее номер АН-Я-421807 и, может, яснее предстанут в воображении трудные людские судьбы, которые не раз и не два зависели от надежности этой вот обгорелой корзины.
Ну а что касается инструкций, которыми руководствовались воздухоплаватели, то писали их по таким вот не «типовым» примерам нашей боевой работы.
…На рубеже у реки Великой старшему лейтенанту Гречаному из отряда Кирикова предстояла ночная разведка шоссе и сбор данных о возможной перегруппировке сил противника.
Днем хоть и робко пока, но все же пригревало мартовское солнышко — бередило весну, а ночи стояли еще по-февральски морозные, но уже по-мартовски глухие. Трудно в такие ночи что-либо разглядеть. Но на то и разведка.
Настраивая себя на работу, Гречаный неторопливо натягивал лямки парашюта. Откуда ни возьмись появилась ефрейтор Лариса Дашко и просит Кирикова разрешить и ей подняться в корзине. Оказывается, она давно потихоньку училась у воздухоплавателей читать карту, вести разведку. А теперь вот решила, что пора бы и в воздух. [89]
— Незачем! — растревоженно вмешался моторист Николай Заруба. — Баба в корзине — все одно что на корабле: одни неприятности от этих затей…
— Не слушайте его, — отмахнулась от смурного Николая девушка. — Ну, товарищ капитан, ну, пожалуйста, я справлюсь.
— Давай! — великодушно взмахнул рукой Кириков. — Ежели не боишься…
— Есть, в воздух! — радостно крикнула Дашко. Недовольный Заруба что-то еще бурчит, однако аэростат пошел на высоту…
Уже полчаса висят над передним краем Гречаный и Дашко. Шоссе лишь изредка просвечивают фары машин, идущих на запад от Пскова, да время от времени темноту ночи озаряют разноцветные всполохи ракет. Ларисе хорошо в такие мгновения видно извилистую ленту реки Великой — она пересекает древний русский город Псков. Здесь, с высоты восемьсот метров, кажется, что название свое река получила в шутку — не такая она вроде бы и великая.
