— Нам надо развить большую работу, Ланге! — горячо говорил Блэр. — Огромную работу! Мы с тобой должны вот что рассказать власти. Машины, которые остались у нас, у комиссии, на руках, — плохие машины. Совсем плохие. Такие машины нельзя давать Красной Армии без генерального ремонта. Так?
Ланге, неопределенно кивнув головой, проговорил с сомнением:
— Конечно, исправные лучше.
— Не лучше, а просто нельзя! — горячо подхватил Блэр. — Представь себе, что мы дали армии автомобиль, у которого карбюратор может проработать десять или двадцать часов? Теперь и такой возьмут. Машина нужна. А потом он испортится в самый важный час. Может произойти несчастье. Люди из-за нашей небрежности погибнут, попадут под пули, в плен. Это же ужасно…
Ланге поднял глаза на своего собеседника.
— Это верно, — вслух подумал он, — нехорошо. Ну, а что делать?
— Очень просто, что! — Блэр с торжеством рассмеялся. — Дело в нас самих. Надо организовать большую ремонтную мастерскую. Надо добиться, чтобы повсюду в армии запретили ездить на машинах без нашего разрешения… Чтобы все машины — все! — были приведены сюда и переданы нам — для осмотра и ремонта… Мы разберем каждую из них, исправим…
— Гм? Кто это тебе позволит в такое время машины разбирать? — усомнился Ланге.
— Как кто? Так мы же их и соберем вновь? Уже исправные… Ты чудак, Ланге. Какая же тебе или мне корысть держать их разобранными? А в общем, не беспокойся — разрешение уже есть. Мастерскую я получаю. Ты сам пойми: плохие машины могут поставить всю армию под удар!
Хозяйка медленно, задумчиво играла тоскливую, хватающую за душу, незнакомую Ланге пьесу — это была «Элегия» Масснэ. Она не доиграла ее до конца, потому что дверь легонько скрипнула, отворилась; вошел новый посетитель. Хозяйка встала ему навстречу.
Ланге пожевал губами соображая.
— Опасное все-таки дело… — осторожно заметил он. — Если чуть какая неполадка… так ведь это весь транспорт, гражданский и военный, в самый горячий момент может застрять в мастерской… А ну, если в такой мастерской какой-нибудь негодяй еще начнет заворачивать?..
Блэр досадливо тряхнул головой.
— А! Если, если! Надо так сделать, чтобы никаких «если» не было. Вы, русские, больше всего любите всяческие «если». А как же делали у нас на немецком фронте в пятнадцатом году, в шестнадцатом во Франции? Ни одного «если»! Никаких негодяев! Этой мастерской будет управлять честный, упорный, преданный коммунист. Один мой хороший друг. Товарищ Ланге. Этому ты веришь?
