Худякова опустила руки. И то сжимала виски, то опять безвольно опускала руки.
— Я зашла ведь случайно… к секретарше. Стренин как раз вышел, узнал меня: «А вот и из этой НИЛ». И начал, и начал! А какие-то полковники… эти сбоку поддакивали: «А, дескать, эта НИЛ!.. Ну там всегда так: они могли и десяток на тот свет отправить!..»
— Что там могло не сработать? Макет, дело нехитрое, и, вероятно, не поставили на самоконтроль, — начал было вдумываться лысый майор, но Петр тут же перебил его:
— Заткнись! Разве теперь это важно? У администраторов всегда и все просто. Я не знал ни одного из них, чтобы что-то…
— С легким сердцем отдадут под суд.
— Еще бы: виновные найдутся!
— Им лишь бы найти кого-то!..
Раздался суховатый голос Зорич. Ее била мелкая дрожь, но могучей волей она взяла себя в руки:
— Товарищи. Прошу без эмоций, без паники… Примем все как есть. Несчастье есть несчастье.
— А суд есть суд? — спросил Петр.
Зорич отчеканила, глядя ему в глаза:
— А суд, Петр Якклич, есть суд.
Все притихли, смолкли.
Зорич звонила Стренину. Она набирала номер. Подошел ближе Неслезкин, и все, будто вспомнив о нем, расступились. Он смотрел, как Зорич набирает номер; он не сказал еще ни слова. Он только смотрел не отрываясь на черный ком телефона, будто прислушивался к тарахтящему в тишине диску.
Ответили, что Стренин занят. Зорич еще раз спросила, и женский голос раздраженно повторил:
— Я же сказала… Занят!
Зорич положила трубку и поправила шнур.
— Ну что ж. Мы ведь и сами все помним, — весомо и значительно выдавила она, оглядывая всех. И добавила: — Помним… Михал Михалыч, вы наш начальник.
2
Среди этих голосов, мельканья встревоженных лиц и выкриков я чувствовал, что чего-то я не понимаю. Я понимал, что случилось несчастье, случилось по нашей вине. Но почему испуг? Ну виноваты, ну пойдем под суд. Но не осудят же всю лабораторию разом? Никогда такого не слышал. Да и не суда же боятся Петр, лысый майор?
Я подошел к Косте.
— Подожди, — сухо сказал он. Он сидел, обхватив руками голову, и глядел прямо перед собой в чистый лист бумаги. Особенно был бледен и бел высокий его лоб: Костя думал, Костя тоже что-то понимал. Я подождал, но он так и не поднял головы.
В лабораторию вошел выглянувший было на шум угрюмый майор.
— Генерал!.. Стренин… Стренин идет! И полковники! Все!
— Да не метушись ты! — рванулся к нему Петр.
— Я?.. А?.. Генерал идет!
— К нам? — спросила Зорич.
— Не знаю. Наверное… Куда же еще?
Зорич быстрым движением поправила шаль, огляделась, как перед сражением.
