Бесы захохотали в голос, один начал лапками водить над крысом, нашептывая в ухо гадости, пока Гомункул, вскочив, не завопил:
— Не ешьте меня, я невкусный! — и угорело не вытаращился на нас, не узнавая.
— Ой, что-то там шевелится! — радостно подпрыгнула мавка, тыча веточкой в котел. Мы все полезли посмотреть, сшибаясь лбами, в результате победителем стал Злыдень.
— Маленький какой, — сказал он умиленно и, прежде чем Алия раскрыла рот, проворно цапнул змея прямо из котла. — Держи его, он склизкий!
— Что?
Змей в самом деле оказался скользкий, он стрелой вылетел из кулака истопника и шлепнулся за шиворот раскрывшей рот и в общем-то ни в чем не виноватой Лейе.
— Стойте! — Я бросилась к Лейе, желая помочь, но бесы оказались около нее раньше, а она, видя, что с нее сдирают платье, с визгом кинулась вон из кочегарки.
— Стой!
— Держи ее!
— Зме-юка! — понеслось ей вслед.
Толпа взбешенной нечисти гурьбой погналась за подружкой. Мы припустили следом. А полупьяный крыс, вскочив на мои плечи, завопил:
— Эгей, гони ее в подвалы!
Я же только подумала, что наш змееныш скользкий и, скорее всего, сейчас выпадет.
Так и случилось. Маленький червяк запрыгал по ступеням. Я закричала:
— Вон он! — и Рогача, степенно выволакивавшего из овощехранилища мешок репы, просто затоптали.
— Уйдет, лови его! Уйдет! — ярился истопник.
Я постаралась пробежать по Рогачу как можно аккуратней, а мавка как специально наступила на живот, заставив бедного кладовщика задушенно пищать под каблуком.
— Ай, потеряли! — убивались бесы.
— А вы ему воды, он сам всплывет! — неистовствовал пьяный Гомункулус.
Поняв, что все пропало и грядет беда, я со всех ног пустилась прочь. Но то ли бегала не шибко быстро, то ли уже хлебнувший самогона Злыдень был проворней, но школьный акведук, пускавший жидкую струю водички, так облегчавшую нам жизнь, вдруг заревел смертельно раненной зверюгой и исторг потоп. Стена воды прошлась по этажам, сметая всех, кто зазевался, и обрушилась на наши головы прямо с мусором и дико верещащими соучениками.
Я словно мышь смотрела на водоворот и не могла пошевелить даже мизинцем. Алия и Лейя уцепились за меня.
— Вот он, конец, — заскулила я потерянным щенком. И тут открыла рот мавка.
Бывает, что и величайшие из человеков бессильно опускают руки. Феофилакт Транквиллинович смотрел на нас, как тот цепной кобель, которому отдали на воспитание особо бестолкового щенка. Он-то понимает, что нас проще прикопать в лесу по-тихому, но совесть клятущая не позволяет.
