Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa | страница 14
Впрочем, прецедент сотворчества с Кормильцевым уже был, когда во время телевизионных съемок давней новогодней программы Кормильцев наскоро изобразил на славину музыку нечто постсоветское: «Я мерз, но грел собою снег, а значит, жил. И так в сражении холода с теплом я победил!» Второй совместной работой стала «Кто я?» из «Невидимки», третьей — песня про девочку и фотографию известного французского киноактера… Тут вышел казус, едва сотрудничество не расстроивший: Илья писал смешные, даже издевательские стишки о пролетарской дурочке, Слава воплотил их в сочинении почти трагическом, чем поэта привел в чувство воодушевленного недоумения.
«Премьера песни» случилась во время очередной дружеской попойки в коммунальной комнате Вити «Пифы» Комарова, в которой кроме хозяина жил в те времена Федор, манекен; его некогда в воспитательных целях использовал на своих концертах «Урфин Джюс». Без руки, без ноги, потрепанный и побитый, Федор производил впечатление труповидное и использовался в качестве ночного сторожа витиной машины, сидел в ней, пока хозяин спал, воров отпугивал. И неплохо со своей ролью справлялся.
Итак, происходила попойка, и Слава неожиданно сообщил, что решил подарить Илье на день рождения песню. Тогда и выяснилось впервые под музыку, что «Ален Делон не пьет одеколон». Илья после этого жутко взбодрился, выскочил на балкон, схватил Федора в охапку и сбросил его с третьего этажа. А стоял непоздний вечер, народ на улице прогуливался и происходящим выкидыванием совершенно натурального почти человека был, мягко говоря, ошарашен… Наусы с хохотом и криками выскочили на улицу, подхватили бедного Федора под руки, под ноги и с причитаниями типа «Осторожно, ногами за дверь не зацепись!» — утащили его в подъезд. Говорят, соседи потом на Пифу донос состряпали, а может и не было такого, однако первый опыт сотрудничества имел продолжение.
Фокус был в том, что Илья написал «легкий» текстик про глупенькую девочку из многоэтажных кварталов, единственным утешением для которой посреди фантасмагории пролетарского бытия стала фотография на стене.
Именно «Тройной». И все-таки насторожился, услышав тяжелую, полную мрака и безысходности песню на свои, по замыслу издевательские стишки. Но в отличие от «урфиновского» прошлого, в котором отличался чрезвычайной скандальностью, спорить не стал, стерпел даже исчезновение целого слова «тройной», которое Слава петь отказался наотрез.