А ведь она совсем не была сексуально озабоченной женщиной. После бегства Чада ей вообще казалось, что женщина в ней умерла либо вообще не существовала. Но Роури заставлял ее вести себя совсем не так, как обычно. Или дело было в ситуации, в которой они оказались?
Неужели Роури пробудил в ней чувства, которые она считала умершими? Или трагическая смерть мужа так повлияла на нее, несмотря на то что ее брак давно распался? Говорят, люди сильнее чувствуют жизнь, когда кто-то умирает, словно смерть особенно остро заставляет желать испытать всю полноту жизни, пока еще не стало слишком поздно.
Какая ирония судьбы, однако единственный мужчина, который пробудил в ней такие чувства, всегда будет абсолютно недосягаем для нее.
Лоркан пронзительно вопил, Энджел качала его, крепко прижимая к себе и что-то напевая ему, но он был слишком голоден, чтобы сейчас его можно было успокоить подобным образом. Он хотел есть, причем немедленно. Когда Роури вернулся с теплой бутылочкой, она схватилась за нее, как утопающий за соломинку.
В комнате было очень мирно и очень тихо, слышно было только, как причмокивает малютка и как потрескивает огонь в камине. Энджел взглянула на Роури. Огонь бросал золотистые и красноватые блики на его лицо, тени скользили, придавая особую выразительность плавным линиям скул, очертаниям сильного, гордого подбородка. Его глаза казались непроницаемыми, и она невольно задумалась о том, что же происходило в его голове в этот момент?
Его лицо утратило свое непоколебимое выражение, и от этого Роури казался более доступным. Даже для поцелуя. Смутившись и ругая себя за столь неуместные мысли, Энджел отняла бутылочку и начала нежно массировать спинку ребенка. Он срыгнул у нее на руках, и Энджел улыбнулась, довольная.
— О, ты умный, умный мальчик! — проворковала она, и Роури взглянул на нее с полным пониманием.
— Странно, — задумчиво сказал он, — что такая мелочь может приносить глубочайшее удовлетворение.
— Может быть, для юриста это и странно, — улыбнулась Энджел, — но я-то была няней и давно знаю об этом.
Он с уважением наблюдал за ней, пока она возилась с ребенком. Его восхищение нарастало. Он чувствовал себя виноватым, сознавая, что большую часть своей жизни судил о женщинах по их умению делать карьеру и по их внешности. Впервые в жизни он ощутил, какой полнотой жизни веет от женщины, абсолютно спокойной в своей женственности, когда она убаюкивает малыша. Сама эта безмятежность показалась ему очень сексуальной.
