По дороге в столовую Лим, словно начисто позабыв о недавнем эпизоде, беззаботно болтал о том, о сём. Клаус почти не прислушивался к нему. Он прислушивался к себе. Исследовал неожиданно появившийся внутри монолит спокойной уверенности, нисколько не похожий ни на мотыльковое счастье лайта, ни на чёрную депрессию шейда.
Этот центр, этот мощный фундамент личности… что это? Подарок Анжи, толика её собственного мировосприятия, заимствованная во время терапевтической инсайт-связки? Если да, то остаётся лишь завидовать ей…
– Да ты не слушаешь меня!
– Нет, – сознался Клаус. И, неожиданно для себя самого, – Но я внимательно выслушаю всё, что ты мне расскажешь о встрече с отцом.
Лим дурашливо скривился.
– Ай, масса! Может, не надо, масса?
– Надо, Нобль. Надо.
Резко затормозив, Лим моргнул.
– Откуда ты… ну конечно! Анжи!
Не выдержав, Клаус приоткрыл краешек своего сенса, чтобы узнать, что за озарение такое снизошло на Лима. Трюк удался: Лим просто лучился уверенностью, что его старое, почти уже забытое прозвище Клаусу сообщила Наставница.
"М-да. И ведь действительно сообщила. Только немного не так, как ты думаешь".
– Так что у тебя было с родителем?
Лим поморщился – на сей раз без наигрыша.
– То же, что всегда. Если они долго со мной не видятся, то начинают тянуться… нет, не ко мне, каков я есть на самом деле, а к миражу, заменяющему меня настоящего в их картине мира. Неутолённое стремление, лёгкая тоска, всё такое. А дискомфорта они не любят. Когда же им удаётся со мной встретиться, мираж тает, уступая место печальной реальности. Чем дальше, тем меньше у меня с ними общего. Я был бы рад не общаться с ними вовсе, но они слишком быстро забывают свои уроки. Лайты, что с них возьмёшь.
– Забавная интонация, – хмыкнул Клаус. – Можно подумать, "лайты" – это нечто липкое, грязноватое и не особо приятно пахнущее. В общем, то, что лучше поскорее стряхнуть щёткой и забыть.
– Насчёт липкости ты попал в точку.
Войдя в столовую гермогородка, Клаус с любопытством огляделся. Любопытство быстро уступило место изумлению, а потом и оторопи.
– Ого!
– Что, зацепило? – с законной гордостью хмыкнул Лим. – Ладно, пошли к столу. Успеешь ещё насмотреться.
Клаус двинулся следом, но волшебное зрелище заставило его позабыть о голоде и прочей прозе жизни. Невдалеке в косом луче золотого сияния кружилась стайка бабочек; рядом, кося на вошедших тёмной бусиной глаза, выводила тонкие трели какая-то птица, и казалось, что бабочки вальсируют именно в этом несложном ритме. Стволы-колонны могучих деревьев оплетали вьюны и плющ. Вьюны цвели, распространяя тонкий ненавязчивый аромат. Мох мягко пружинил под ногами. Далёкий ветерок шевелил шуршащую листву где-то у самых вершин. Узоры, нарисованные солнцем и листвой на мхах, постоянно и неуловимо менялись.
