Но колечка мне было не жаль. Работая над ним, я набрёл на пару интересных идей, и уж идеи эти отдавать какому-то там те-арру не собирался.
- Благодарю, – сказал Сейвел, даже не думая коснуться кольца. – Надолго вы намерены задержаться в Зубце?
- Нет. Как и предполагалось до истории с клопомором, мы переночуем в трактире, потом позавтракаем, заберём у почтенного Софэ заказанные вещи и двинемся дальше.
- Куда именно "дальше"?
- Сначала до Эббалка, а потом… я не Видящий, чтобы сказать, куда приведёт меня дорога.
Во взгляде те-арра снова что-то мелькнуло. Похоже, он ожидал от меня каких-то иных слов и поступков. Ну а я… как мне отмазаться от невнятных интриг, которыми так любят наполнять свои дни и ночи аристократы? Только искренностью.
- Вы позволите?.. Лада, пойдём. Денёк выдался не из лёгких, пора отдохнуть.
Хилла перестала изображать статую, но в движении она походила на человека ещё меньше.
- Рин Бродяга!
- Высокий те-арр?
- К какому виду смесков принадлежит ваша очаровательная спутница? И, – в тоне Сейвела прибавилось яда, – дорого ли она вам обошлась?
Удержаться от ответной колкости мне не удалось. Потому что не особенно хотелось.
- Насколько я знаю, кровь Владиславы вполне чиста. А приобрёл я её и вовсе дёшево: освободил из рабства по Праву Силы. У высокого те-арра есть ещё вопросы?
- Разумеется, есть.
- Искренне сожалею, но на вопросы, заданные таким тоном, отвечать не намерен. Если у меня нет покровителей, это ещё не значит, что у меня нет также собственной гордости. До встречи и спокойного сна. Лада, пойдём отсюда.
Ни Сейвел, ни пара его телохранителей, всю беседу проторчавших у меня за спиной, не попытались нас остановить. То ли сочли нападение на меня слишком опасным (на них-то защита Клятвенного Столба не распространялась), то ли моя наглость просто-напросто потрясла их до совершенного остолбенения.
Сельская местность. Уютная веранда деревянного дома, пахнущая не столько деревом, сколько свежезаваренным травяным чаем. Ничего общего с памятными мне по родине чаями – ни с пеньковатым грузинским, ни с цейлонским, ни с модным зелёным, ни с безобразно дорогими и тоже модными ароматизированными. Даже самый вкусный в той моей жизни чай, заваренный на костре на берегу реки возле соснового бора, – чай из свежих побегов брусники с листьями смородины и ещё кое-чем, заметно уступает этому чаю, которым сейчас пахнет так сильно, почти до одури. И в который добавлена толика февале, называемого невеждами "эликсиром радости".
