Аня и не думает спорить по поводу голубя. Ее волнует другое:
— Но ноги-то у них голые!
— У них не ноги, а лапы.
— Ну у них лапы-то голые!
— Это ничего, Анечка.— Аля гладит Аню по голове. Она старшая. А быть старшей ей, естественно, очень нравится.— Твоя мама сошьет им валенки, и им будет тепло. Твоя мама сумеет, ты ее попроси.
— Мам, ты сошьешь всем птицам валенки? Всем-всем, и воробьям сошьешь, да, мам?
— Зимой,— соглашаюсь я в надежде, что к зиме летние мечты забудутся.
— Ты очень тяжелая.— Аля силится приподнять Аню.
— Я тяжелая, зато веселая,— парирует Аня. Она сидит на корточках перед горой песка (дети притащили с моря целое ведро), зачерпывает миской, высыпает. Опять зачерпывает.
— Постройте домик вместе,— советует Света. Светина натура не терпит пустого, бессмысленного пересыпания из пустого в порожнее.— Вот, думала, приедем, потреплемся… Разве они дадут?
— Мы вам сейчас кое-что изобразим,— объявляет Лева.— Пьер,— обращается он к Пете,— комон са ва?
— Сам ты сова,— отвечает Петя.
— Ты сам сова! — подхватывает Аня.
На репетицию ушло куда больше времени, чем на представление. Ни с того ни с сего на нас нападает повальный хохот. Как на героев Шолом-Алейхема, только тех одолевал чих. Смеяться приятней, чем чихать.
РАССТАВАНИЕ
Пора расставаться. Мы провожаем наших гостей до электрички. Дети грустят. Мы провели прекрасные дни вместе — ездили в «далекий» лес, плавали в «далеком» море, где кроме нас не было ни души, излепили весь пластилин, расписали стену в детской комнате и даже успели со Светой вдоволь наговориться, навспоминаться.
— А ты помнишь, как мы лежали в тихий час, перед выпиской, и ты предложила встретиться в 16 лет? А я сказала: как же мы узнаем друг друга? Как ты думаешь, мы изменились?
— Изменились, конечно.
— Да, мы изменились… — вздыхает Света, поправляя прядь, выбившуюся из прически. Седую прядь. Света рано поседела, наверное, потому, что за все переживает. За весь мир. За стариков и детей. За бездомных кошек и собак. В этом, главном, она ничуть не изменилась.
Мы стоим на платформе. Аля влепилась в оконное стекло кнопочным носиком и круглым маленьким ртом, Лева сначала стоял у окна, потом отошел вглубь, чтобы мы не видели его слез.
— А давай теперь поедем к ним,— говорит Петя, как только электричка уходит.— А вообще-то нет, папа скоро приедет.
— А папа без нас не состарился? — спрашивает Аня.— А вы не состаритесь и не умрете? Мне вас жалко,— скулит она.
Аня вконец загрустила — расставаться с друзьями нелегко. Разговоры о смерти — это ее реакция на невосполнимую утрату — друзья уехали. Ребенок не понимает, что пройдет лето, мы вернемся в Москву и снова встретимся. Он живет не перспективой, а настоящим.
