Вопрос решился сам собой. Мужу нужно было делать срочный перевод, крошечная Аня рано укладывалась, так что он мог спокойно работать в наше отсутствие.
Увидев огромную сцену, зал, заполненный людьми, оркестрантов, под аплодисменты выходивших на сцену, Петя разволновался. Тем более что среди оркестрантов он сразу узнал нашего Сашу, человека, с которым он был запросто и который теперь торжественно сидел на стуле во фраке, ярко освещенный юпитерами.
Все первое отделение Петя просидел неподвижно, вцепившись пальцами в острия коленей.
Когда прозвучали заключительные аккорды последнего произведения и все захлопали, у Пети на глаза навернулись слезы. Он стер их украдкой, чтобы я не заметила.
— Ну и здорово же они играли, правда,— сказал он и больше не произнес ни слова.
После концерта мы зашли к Саше за кулисы. Петя самолично вручил ему цветы. Он смотрел на Сашу, как на божество, не понимая, как это он раньше запросто играл с ним и его дочерью, бегал с ними наперегонки по берегу моря.
— Ну, как тебе Вивальди? — спросил Саша у Пети.
— Нормально.
— Завтра приходи на Моцарта. Придешь? Петя склонил голову.
— Мам, а все люди в зале — это Сашины друзья? — спросил он, когда мы вышли.
Вскоре выяснилось, что старика с окладистой бородой, что сидел неподалеку, Петя принял за самого Вивальди.
Сегодня Анина очередь. Ее первый в жизни концерт, на который нас пригласил тот же Саша.
Мы устраиваемся с Аней ближе к выходу, на всякий случай. Петя с Асей, одиннадцатилетней Сашиной дочерью, усаживаются на первый ряд.
Торжественный момент — зажигаются юпитеры, оркестранты занимают свои места, выплывает на сцену пианистка в роскошном голубом платье. За ней дирижер. Оркестр играет вступление.
— А этим воздухом можно дышать? — шепчет мне Аня на ухо.
Все в порядке. Солистка возносит руки над инструментом, и на ее лице изображается такая гримаса, что я еле сдерживаюсь от смеха и опускаю глаза. В конце концов можно не смотреть. Музыка-то прекрасная. Петя с Асей, красные, как вареные раки, держат ладони на раздутых смехом ртах. Я грожу им, и тут мой взгляд снова упирается в лицо пианистки: она таращит глаза, резко разевает рот, набрасывается на инструмент, как пантера, и тут же отклоняется от него и закатывает глаза, не переставая при этом кривить губы.
Аня, на удивление, сидит спокойно, удобно расположившись в кресле, образцово-показательная девочка, пример для матери. А с Петей и Асей творится что-то невообразимое. Они съехали с сиденья на пол и смеются. Негромко, к счастью, но где гарантия, что они не расхохочутся на весь зал?
