En somme, le condamné était obligé de collaborer moralement (p.94).
Каждая из переводчиц строит фразу на том слове, которое в «ключе» перевода:
Осужденный волей-неволей оказывается заодно с теми, кто его казнит (Галь, с.158).
Приговоренный обязан морально участвовать в казни (Немчинова, с.123).
Если текст дает право на трактовку, Галь переводит ощущения героя в сферу физиологическую, Немчинова – в эмоциональную.
Je me sentais tout à fait vide (p.54).
У меня сосало под ложечкой, – говорит Мерсо Галь (с.134).
Я чувствовал полную опустошенность, – говорит Мерсо Немчиновой (с.81).
Замечу в скобках, что тот «ключ», который «подобрала» к Камю каждая из переводчиц, последовательно служил обеим для толкования текста. Определенное «видение» так властно владело ими, что в тех редчайших случаях, когда текст был понят ими неправильно, они ошибались – каждая в своем «ключе».
Так, у Галь: следователь, «кажется, впервые улыбнулся» (с.141) там, где он «a souri comme la première fois» – то есть «так же, как и в первый раз»[20]. Переводчица всегда склонна подчеркнуть сдержанность, приглушить всякое проявление чувств... И наоборот: у Немчиновой герой рассуждает о бессмыслице вынесенного ему приговора, который тем более нелеп для него, что его вынесли «податливые, угодливые люди» – во французском тексте «des hommes qui changent de linge». Смысл этой фразы не переносный, а прямой – «люди, которые, как и все на свете, меняют белье» (Н.Галь). Здесь нет эмоциональной характеристики, она, наоборот, максимально прозаизирована и «овеществлена». Но это «эмоциональное» истолкование характерно для всего текста Немчиновой.
Герой прозы Немчиновой – интеллигент, по манере чувствовать, по манере оценивать окружающих.
Совестливый, деликатный, чувствительный (разумеется, в пределах, отпущенных текстом), это человек, который «всегда бывает в чем-то виноват», которому «пришлось» выстрелить, – он сродни героям XIX века и его классической литературы. Такому прочтению соответствует плавность закругленной фразы, эмоционально окрашенная лексика, весь интонационный строй текста.
В этой переводческой работе – своеобразная попытка разрешить «загадку» героя, смягчить то мучительное нравственное противоречие, которое возникает при чтении повести, автор которой принуждает читателя испытать невольное и недоуменное сочувствие к человеку, у которого «омертвела чувствительность к распространенному вокруг нравственному кодексу, да и ко всем прочим установлениям людского общежития»
