1962. Послание к Тимофею | страница 43
Почему отменили налоговые льготы на книги, если даже в богатой Германии они есть? Потому что мы не в Германии. Слишком часто прикрываемся культурой, отмывая деньги. Дадим льготы одним, воспользуются другие… и далее по списку, данные о мнимых тиражах и липовых оборотах, о киноиндустрии и налоговой дисциплине. За счет чего удвоить ВВП? Понимаете… понимаем. Смотри, как увлекся, даже подался вперед; глазки прищурил, розовеют скулы; опять становится похож на Шукшина и его героев.
Но вот идут вопросы посложнее. Какая идея способна объединить разнородную Россию? Зачем вернули советский гимн? В какой стране будут жить наши дети? Острый и холодный взгляд стекленеет, гаснет, презрительная скука на лице, ответы короткие, общие слова скользят поверх сознания. Экономический рост. Прошлое величие не вычеркнешь. В демократической. Наша национальная идея – патриотизм. Ему становится неинтересно. О чем говорить, когда не о чем говорить? – так бормочут на все лады актеры, создающие иллюзию бурного шума на сцене. Он бросает короткий взгляд на часы. Помощники чувствуют спад, комкают финал, торопят прощание.
Помнишь мой рассказ о Ельцине перед Чечней? О скудном уме и мощном нюхе, об охотничьей стойке перед опасным прыжком? Я тогда не произнес ключевое слово: царь. Самодур и милостивец, великий и мелочный, поклонник воли и раб страстей. Из-под его советской шелухи временами проглядывал русский лик, а потом опять скрывался под складками партийного жира, и опять проглядывал… Ничего этого сейчас нет и в помине. Только что перед нами сидел упрямый русский мужчинка: и в драку не лезет, и спуску не дает. Теперь – поджарый мускулистый управленец, покрытый тонким целлулоидным загаром, которым почему-то покрываются все люди власти. В воздухе прохладный запах дорогого одеколона. На руке тяжелый швейцарский хронограф…
Шлю тебе последнее MMS-сообщение правительственной серии. Полное повторение начального кадра, только вид со спины. Расхлябанной походкой закомплексованного вождя гость удаляется по красной дорожке. Умный, маленький, некрасивый, скучный, плоский, как экран, на который можно спроецировать любое ожидание. И при этом обожаемый большинством. Так не любили ни Ельцина, ни Горбачева, разве что поначалу; говорят, Сталина боготворили еще более страстно, еще более лично, но тут мне трудно судить, я родился в другую эпоху, при ненавистном народу Хруще. В чем, как вы теперь говорите, фишка? Не знаю. То ли в нем полюбили шукшинское, народное, упорное начало. То ли он просто никакой, как нынешняя страна, которая двадцать лет назад хлынула пеной на волю и на лету застыла, обледенела. Он делает историю, но сам живет за ее пределами, вот какой парадокс. Ему скучны высокие материи будущего и легко обсуждать детали настоящего, как на семейном совете, при свете кухонной лампы, где мать с отцом слюнявят химический карандаш и намечают разблюдовку завтрашней зарплаты. Две тысячи сто тридцать за квартиру, семь тысяч восемьсот в счет ремонта, две триста по кредиту, итого остается на жизнь… В какой стране будут жить ваши дети? Что вы говорите? А, в этом смысле… В ка-кой-какой. В нашей. Не забудь приплюсовать квартальную премию и вычесть карточный долг. Ну все, обсудили, закругляйся, давай скорее спать.