Его проповедь отличалась новизной не потому, что он применял особенные приемы, а потому, что он отверг всякие приемы.
Вдобавок слова Франциска были согреты внутренним пылом, а неколебимая вера придавала им ясность и проникновенность, так что они проникали в слушателей подобно влаге, напитывающей каждый комок земли.
Только этим можно объяснить, почему вдруг в Ассизи тридцать человек, клириков и мирян, оставив мир, последовали за Франциском по пути покаяния; почему у Якопо да Витри, епископа Сан Джованни д'Акри, священники и клирики, выслушав слова Святого, все разом вступили во францисканский орден; почему, где бы он ни проходил, всюду к нему присоединялись люди, захваченные его учением.
Слова его были обращены отнюдь не к одним овечкам стада, но и к заблудшим овцам, к душам, разъеденным пороком. В Монтеказале он обратил трех страшных разбойников, в Тоди, по преданию, удержал от преступления женщину, которая уже вознамерилась убить плод своего греха.
И такие подвиги знаменовали путь Франциска, где бы он ни проходил.
***
Весной 1213 года он снова отправился в путь по дорогам мира.
Выйдя из пределов Умбрии в обществе брата Леоне, Франциск обратил стопы в Романью и поднялся к стенам крепости правителей Монтефельтро.
Там начиналось великое празднество, в большом числе съезжались маркизы, графы и рыцари. Жонглеры и менестрели, привлеченные таким событием, возвеселяли сердца звучанием мандолин и пением любовных песен: самые прекрасные песни, сложенные в земле Прованса, переходили из уст в уста вместе с мадригалами на народном языке.
Франциска вновь увлек дух рыцарства:
— Пойдем на праздник, — сказал он брату Леоне, — с Божией помощью мы пожнем духовную жатву.
Они прошли через подъемный мост и вступили в широкий двор, где собрались все участники празднества. Среди сияния бархата и парчи серое сукно братьев должно было привлекать особое внимание, а простота их, надо полагать, потешала благородных дам и галантных феодалов.
Надеясь поразвлечься, хозяева празднества позволили Франциску подняться на парапет. Выждав тишины, он начал проповедь.
Для начала Святой повторил припев песенки, которая тогда была в большой моде:
«Столь огромно чаемое благо,
Что любая мука мне отрада».
По мере того, как говорящего увлекала тема, он становился все убедительнее, казалось, говорит не человек, а ангел.
Первоначальное любопытство уступило место заинтересованности, за которой последовали сердечные угрызения; люди ужасались собственной греховности.
