Боги не живут в башнях из бетона. Боги могут жить только в одноэтажных деревянных строениях. Это понимали даже древние. А нынешние архитекторы этого не понимают. У нынешних архитекторов одна забота — освоить проектные деньги. Храм ты строй хоть из палисандра — всего фонда не освоишь. А тут одна каланча, и бабки подбиты. И никому нет дела до того, что бог дорожного движения летает по небу бездомный.
Я взглянул на небо. Бога спрятали тучи. Каланча нависала надо мной, как голова бронтозавра. На выход мимо меня двигались машины, ведомые женами и гаруфрэндами. В окнах главного здания ничего подозрительного не наблюдалось. Пора было садиться и ехать.
На самом выезде со стоянки мне пришлось затормозить. Где-то впереди зажегся красным светофор и остановил всю цепочку. Его было плохо видно, и я высунул голову в окно. Но увидел совсем другое.
У края дороги стояла чернолицая девушка по имени Нацуко и звонила по сотовому телефону. От меня до нее снова были два метра — и с них я разглядел пупырышки гусиной кожи на ее оголенном животе. Она мерзла. Губы из сизых превратились в белые. Сочленения ног с ходулями тряслись, как колени штангиста. Даже трехцветный скорпиончик на ее плече — и тот съежился от холода.
Девушки гангуро исповедуют и провозглашают вечное лето. Но в гористых районах северно-восточной Японии очень непросто следовать этому девизу. Поэтому здесь они встречаются реже, чем на равнинах юго-запада. А те, которые встречаются — настоящие подвижницы, готовые заживо замерзнуть. Под метелью, под наледью, под минус десятью — у них вечное африканское лето. Мини-юбка навсегда.
Телефон у нее не отвечал. Она оторвала его от уха, потыкала в кнопки суставом согнутого пальца, снова приложилась — бестолку. Абонент вымер как вид. Дрожа всеми своими колечками, цепочками и косичками, она затравленно повела вокруг взглядом — и наткнулась на меня.
— Садись! — сказал я. — Подвезу.
На мгновение она перестала дрожать, так сильно я ее удивил. Тем временем светофор сменился на зеленый, и поток тронулся. Впереди образовалась брешь.
— Садись, — повторил я. — Холодно ведь!
Она затряслась пуще прежнего. Сзади бибикнули. Я проехал несколько сантиметров и снова встал.
— Поедешь?
Она двинулась походкой зомби вокруг моей машины. Я открыл ей дверь. Она села, втянула внутрь ходули, захлопнулась — и мы стартовали.
— Тебя везти-то куда? — спросил я.
— Курить можно? — был ответ.
— Можно.
Дрожа ногтями, она воткнула сигарету меж одубевших губ и судорожно щелкнула зажигалкой.
