— Кое в чем уже похожи, — сказал я. — Вот, скажем, эти ваши звери. Обезьяны там, драконы… В России уже лет двадцать на ваших зверей мода.
— Правда?! — поразилась она. И тут же спохватилась: — Только это не японские звери. Они к нам из Китая пришли.
Китайские товарищи солидарно закивали.
— Кстати! — воскликнула вдруг она, и ее лицо озарилось вдохновением. — А вы знаете легенду про этих зверей? Почему мышка среди них считается первой?
Никто не знал. Даже китайцы.
— Легенда такая, — радостно начала учительница. — Давным-давно китайские боги решили выбрать двенадцать зверей, по числу месяцев — и тоже сделать из них богов. Они позвали мышку и поручили ей сообщить об этом всем остальным зверям.
— Мышку заставили сообщить, — щегольнул я побудительно-страдательным залогом.
— Совершенно верно. И вот мышка всех разыскала и всем сообщила. Бык хотел стать первым и поэтому вышел в путь заранее, за три дня. Он пришел к дому богов раньше всех и ждал. Но когда открылась дверь и боги вышли на порог, то у быка со спины прыгнула мышка, которая на нем тайно ехала — и оказалась впереди. А бык стал вторым. Третим был тигр, который быстро бегал, но вышел позднее быка. Четвертым — заяц. И так далее. А последним пришел иносиси.
— Кто пришел последним? — переспросил я.
— Инòсиси, — повторила учительница.
Такого слова никто не знал.
— Inoshishi… — задумчиво произнес Бенджамин. — А кто это такой?
— Это зверь, — сказала учительница. — Он живет в лесу.
Она взяла фломастер и попыталась изобразить загадочного зверя на доске. Вышло подобие мамонта, только хобот был короче.
— Кабан! — догадался Бенджамин.
— А по-моему мамонт, — сказал я.
— Какой еще мамонт? Когда это мы встречали год мамонта? Давай спросим. — Он обратился к учительнице. — А как этот зверь говорит? Он, наверное, говорит «ойньк-ойньк»?
— Или, может, «хрю-хрю»? — предположил я.
Тут весь класс захрюкал на разные лады. Учительница задумалась.
— Иносиси говорит «бухи-бухи», — сказала она наконец. — Потому что он похож на свинью.
— Я ж говорю, кабан! — обрадовался Бенджамин. — А никакой не мамонт.
— Иносиси пришел последним, — продолжила было учительница, но вдруг осеклась, побледнела и по-рыбьи глотнула ртом воздух. Со стороны это выглядело так, как если бы Штирлиц нечаянно сболтнул Мюллеру несуразицу, прямиком ведущую к провалу. Ее губы обескровились, очки вспотели, а взгляд остекленел.
Длинный нос Бенджамина учуял жареное. Со свойственным ему отсутствием такта он тут же задал провокационный вопрос, который уже крутился в голове каждого из нас:
