8.
Он так и не заснул. Сидел с закрытыми глазами и думал, перебирая в уме все, что было ему известно о той фантасмагорической ситуации, в которую нежданно-негаданно угодил сам, прихватив заодно и еще троих ни в чем не повинных людей. Почему-то чем дальше, тем больше Реутов был уверен, что во всем происходящем "виноват" он сам. Ну, пусть не виноват в полном смысле этого слова, но, тем не менее, ощущение было такое, что все случившееся с ними произошло в первую очередь из-за него.
"Интеллигентское чувство вины…" – Но как бы это ни называлось, именно так он сейчас и думал.
– Изборск, – тихо сказал Давид. – Если ты не спишь, то вполне могли бы выпить кофе.
– Давай, – согласился Вадим, открывая глаза.
Они как раз подъезжали к ярко освещенной бензозаправке, рядом с которой призывно светился пунцовым неоном фирменный знак сети "Быстро!" – поднятый вверх стилизованный большой палец руки.
"Ну, быстро, так быстро", – хмыкнул про себя Вадим, вспомнив, как окрестили этот зевенягинский палец в народе.
– А про нас забыли? – Полина, судя по голосу, если какое-то время и дремала, то сейчас была скорее "в тонусе", чем наоборот.
– О вас, дамы, – галантно ответил Давид, заворачивая на парковку около кафе. – Если и забудешь, так вы сами напомните.
– Женщина должна уметь о себе заботиться, – ответила ему Лили, которая, кажется, уже справилась с постигшим ее в Новгороде потрясением.
– К стати, – сказал Вадим, вылезая из машины в сырую ночь. – Кофе у господина Зевенягина обычно так себе, но чай – отменный. Так что рекомендую. Кофеина в нем, как известно, не меньше, чем в кофе, но хоть вкусный будет…
9.
– Да, – сказал после долгого молчания Стеймацкий. – Я помню этот случай. А вы, Вадим Борисович, простите за любопытство, об этом от кого узнали?
– Вот, – Реутов достал из кармана сложенные вчетверо листы с запиской Шуга и протянул их старому профессору. – Посмотрите, пожалуйста, Николай Евграфович. Мне очень важно знать, так ли все происходило, как пишет этот человек.
Они уже около часа сидели в кабинете Стеймацкого, который, надо отметить, вполне искренне обрадовался неожиданному визиту своего молодого коллеги. По-видимому, старик не был избалован вниманием молодых ученых, что, к сожалению, являлось обычным делом не только в науке. Преподавать он перестал, нигде официально не работал, ученики повзрослели, если вообще не состарились, и Стеймацкий остался один. Жены у него, насколько помнил Реутов, никогда не было, или, во всяком случае, не было с давних пор, и жил старик в Риге один. Компанию ему составляла только пожилая латышка, работавшая у него экономкой. Так что, по идее, визит Реутова, пусть и необычно ранний – Вадим пришел на улицу Кроми без четверти девять – доставил Стеймацкому огромное удовольствие, тем более что он Вадиму симпатизировал.
