— Так Женя сам толком не знает, у тебя спрашивает!.. Все! Поехали в роддом...
Вот такая была веселая история.
Когда Эллу с младенцем привезли домой, Женя несколько дней подолгу смотрел на сына, время от времени просительно обращаясь к молодой матери-кормилице.
— Элла, я еще девочку хочу. Такую же маленькую. Аленушку...
— Дай с одним сначала разобраться. Вон какой прожорливый! Карапузик ненасытный...
Возвращаясь к истокам своих размышлений о супружестве вообще и о Жениной супруге в частности, признаюсь, что хотел бы вовсе не касаться этой темы, — оттого и пустился поначалу в обобщенные умствования. Ведь, согласитесь, чужая интимная жизнь, несмотря на ее относительную внешнюю обозримость, все-таки потемки, как и чужая душа (даже если она родная и близкая). Мало того, мемуарные жанры требуют определенного временного дистанцирования от описываемых событий и действовавших в этих событиях лиц: очень непростая задача оставаться правдивым, но в то же время никого не обидеть и не «задеть», ибо я не вправе выполнять функцию судьи в чьих бы то ни было личных взаимоотношениях, хоть и являлся когда-то их невольным свидетелем. Да еще к тому же — покаюсь — я ведь «как был... (мягко говоря, нехорошим человеком), так им и остался», — если верить сказанным мне уже после Жениной кончины словам Эллиного отца. И этот «нехороший» фактор, вероятно, может наперекор моей же собственной воле направить течение настоящего повествования в «субъективистскую заводь», где личные симпатии-антипатии будут превалировать над объективными фактами.
Таким образом, промучившись над данной главой целых 4 месяца, терзаемый почти что гамлетовским вопросом «писать или не писать?», я решился наконец — с этого места и не мудрствуя лукаво — освободить душу соответственно своему настроению, чтобы двинуться дальше по теме, не слишком утяжеляя ее семейно-бытовыми проблемами.
Михаилу Шолохову принадлежат такие слова: «Трудно писать правду, а еще сложнее найти истину». Действительно, если верить всем официально-мемориальным высказываниям друзей, коллег и соратников известных деятелей, в молодом возрасте покинувших наш мир, то получается странная какая-то картина: все вокруг любили, обожали этих самых деятелей, помогали им, чуть ли не на руках их носили, а те — неблагодарные — почему-то страдали, пили, все были чем-то недовольны и вдруг совершенно неожиданно умирали раньше времени. Как ни заостряй внимание на творческих проблемах деятелей искусства, их личная жизнь (и ее интимная сторона) является неотъемлемой половиной всей их жизни и, как правило, даже частью их творчества. Я бы не вспоминал многого из жизни брата, если бы не старался понять причину его столь ранней смерти, жизненной неудовлетворенности и душевной усталости к сорока двум годам, если бы не пытался ответить в книге на те вопросы, которые интересуют многих Жениных поклонников.
