На творческом вечере в Центральном доме литераторов впервые исполненные песни «Лебединая верность» и, на бис, «Яблони в цвету» (стихи Ильи Резника) были так горячо приняты слушателями, что Женя, как он потом признался, «окончательно и бесповоротно поверил в свою эстрадную звезду — и как композитор, и как певец!»
Вот и подошли мы к году 1975, — году, ставшему Олимпом для Евгения Мартынова, явившему советской эстраде обладателя «Золотой лиры-75» — Гран-При X международного конкурса эстрадной песни «Братиславская лира». Впервые победу на этом конкурсе одержал представитель СССР, исполнивший свою песню «Яблони в цвету». А ведь поездке в Братиславу предшествовала нешуточная баталия с военным комиссариатом, постоянно присылавшим свои повестки, несмотря на Женино законное право на отсрочку «по семейным обстоятельствам». Но тогда, в 1975-м, брату исполнялось 27 лет, и для военкомата, имевшего свои планы и нормативы, оставалась последняя возможность отправить-таки призывника в армию — весенний призыв. Музы, говоря коротко, победили (правда, не без содействия сильных мира сего).
Первая пластинка-миньон с песнями Евгения Мартынова в авторском исполнении (в которую вошли песни «Лебединая верность», «Яблони в цвету» и «Наш день», на стихи А. Дементьева) вышла несколькими, огромными для тех лет тиражами и принесла молодому композитору и певцу всенародную популярность и объективное признание эстрадного мира. Неожиданно для самого автора его песни стали исполнять зарубежные артисты. Из ВААПа (Всесоюзного агентства по авторским правам) стали поступать извещения об исполнении песен Мартынова в самых различных частях света: во всех социалистических странах, в Финляндии, Испании, Англии, Канаде, США, Японии...
В следующем, 1976 году — новая победа: серебряная медаль на международном конкурсе исполнителей эстрадной песни «Золотой Орфей» в Болгарии, где Женя исполнял две болгарские песни и свою «Аленушку» (на стихи А. Дементьева). Помимо того, лауреатские звания сопровождались специальными дипломами и призами к ним: «За элегантность», «За артистическое обаяние», «За телегеничность»...
Это был успех! Успех — с большой буквы. Круто изменивший атмосферу вокруг имени Евгения Мартынова, но не изменивший самого Евгения и не устранивший почти никаких его житейских неудобств. Все так же брат снимал комнату (а потом квартиру) без пианино. Все так же записывал где-то в дороге и в гостиницах ноты на клочках ненотной бумаги. Записывал, чтобы, добравшись наконец где-нибудь к инструменту, выплеснуть из души чудесную мелодию, давно просившуюся наружу и заявлявшую о себе навязчивой попевкой; чтобы по приезде в Москву или Артемовск быстренько «набросать» клавир, удивлявший совершенством и законченностью, хотя для его «шлифовки» у автора, казалось, не было ни времени, ни возможностей.
