— Прочитай «Шагреневую кожу» — узнаешь про счастье. Там кожа сокращается вместе со сроком жизни — математически.
— Ты, Салазкин, сшей себе из той кожи сапоги, а мне не навязывай.
— Чудак! Куль невежества!.. Это гениальное творение Бальзака, медведь!..
С появлением на кухне Оксаны пострадал не только Салазкин, но и Яша и даже старший повар Трофим Ворожейкин.
Ворожейкин пострадал по причине своего неуживчивого характера и грубых привычек.
— Чего это вы так ругаетесь, а еще красноармеец? — в первый же день спросила его Оксана.
— Что-о? — Трофим раскрыл рот от удивления.
— Ничего. Еще раз выругаешься — кипятком ошпарю! — Оксана гневно сдвинула брови. — Нехорошо, стыдно, — тихо добавила она.
Трофим стиснул зубы и с остервенением начал мешать борщ в котле.
Этот короткий разговор случился во время выдачи обеда. Посрамление повара произошло на глазах у всего эскадрона. Оксана была героиней дня.
— Не могу! — жаловался впоследствии Трофим Салазкину. — Во взвод буду проситься. Слово не вымолви, не ругнись — старшина арестом грозится…
Оксана накладывает из бака гречневую кашу и с усмешкой поглядывает на сумрачного Трофима. На кухне теперь если и не мир, то чистота и порядок.
— Ксаночка, сыпни с походцем! — весело кричали бойцы.
— С походцем — будешь исты с прихлебцем! Следующий! — выкрикивает Оксана.
В стороне терпеливо ждут очереди Салазкин и Воробьев. Они умышленно приходят попозже других. Каждому из них хочется перекинуться с Оксаной словечком без докучных свидетелей. Но дела у них идут плохо. Их мало-мальский успех у Оксаны разом уничтожился с появлением Захара Торбы. Казачина поражал Оксану своим аппетитом, огромным ростом, непомерно большими руками, мохнатой кубанкой, мастерством петь песни и умением рассказывать. Она слушала Торбу с замирающим сердцем и, не спуская с него глаз, порой тихо смеялась, показывая белые зубы.
Мало того, числясь временно помощником старшины, Захар почти каждый день подкатывал к кухне на паре серых коней. Оксана садилась рядом с ним в бричку, и они ехали на склад получать продукты.
Торба брал вожжи. Красивые, откормленные кони рвались с места широкой рысью. Салазкин и Яша, терзаясь муками ревности, смотрели, как Оксана, побаиваясь быстрой езды, невольно жалась к Захару.
— Салазкин, — мрачно говорил Яша, — ты бы хоть придумал что-нибудь.
— Да я…
Но договорить не дал Торба. Он легонько оттолкнул Яшу и подставил полведерную посудину.
— Подсыпь трошки.
— Два? — спросила Оксана.
