Зимняя страда изматывала самых выносливых. На ладонях вздувались мозоли, порой опускались руки. Пожалуй, один Зубарев невозмутимо относился ко Есем тяготам. Он находил в себе силы соревноваться даже с таким здоровяком, каким выглядел штурман Володя Пинчук. Во всяком случае, тот делал передышки чаще, и Николай подбадривал его:
— Тебе ли жаловаться на усталость! Мне бы твой рост. И потом учти — физический труд на свежем воздухе полезен.
Сами того не заметив, мы вскоре втянулись и в эту работу, окрепли, повеселели. Разогреешься — и рукавицы не нужны. Подзадоривая друг друга, покряхтывая, взмахивали большими совковыми лопатами, и сугробы отступали перед нашим решительным натиском.
— Снежная фантазия! — восклицал Пономарев. В голосе — радость, в глазах — неугасающие озорные искорки: — Вот бы сообразить, а? Сто грамм пива на кружечку… этого самого. Братцы, у кого блат в военторге?
— Ты в своем уме? — возмутился Зубарев.
— Да брось, Коля, с мороза да с устатку…
— Ты уже раз нарушил сухой закон. Видно, понравилось?
— А мы и тебе малость плеснем, — уговаривал Пономарев.
— Ты же знаешь, что я не пью. Отстань, а то я доложу Филатову.
— М-да, — протянул Пономарев. — Ну тебя к черту! Ты и в самом деле не вздумай Филатову стукнуть.
С тех пор Валентин никогда больше не предлагал Николе «разделить компанию» и вообще в его присутствии разговора о выпивке не заводил. Зато частенько стал называть его ярым служакой.
Нашу неразлучную четверку, впрочем, вскоре расселили. Холостые летчики и штурманы стали жить, как и летали: поэкипажно, вдвоем в одной комнате все в той же гостинице. На этом настоял капитан Зайцев. Замполит считал, что главное в экипаже — спайка и дружба. А где, как не в тесном повседневном общении, рождается полное взаимопонимание!
Была в гостинице отдельная большая комната отдыха. Там мы собирались, чтобы поспорить, обменяться впечатлениями, поделиться новостями. Глухой, отдаленный гарнизон — Крымда, однако и на нее середина двадцатого века обрушивала все многообразие своих острых проблем. Не только днем, на занятиях по марксистско-ленинской теории, но и здесь, в своем тесном кругу, хотелось высказаться по самым различным вопросам, начиная с политики и кончая событиями спортивного сезона.
Жизнь военного пилота, как ничья другая, неразрывно связана с международной обстановкой. Обострился какой-то очередной политический конфликт — у нас сразу же объявляется повышенная боевая готовность. Разгорелась где-то так называемая локальная война — нам приходится нести дежурство на аэродроме. Приутих немного накал мировых страстей — облегченно вздыхаем и мы.
