— Товарищ лейтенант, вы просто малость волнуетесь. И зря. Это же совершенно безопасно. Один миг — и все…
— Ладно, давайте по списку, — решил майор. Первым по списку должен был «стрельнуться» Зубарев. Он шагнул к катапульте с улыбкой, но мы не очень-то ему верили. Храбрится Никола! Какая уж там безопасность, если под тобой — пороховой заряд! Судя по калибру — противотанковая пушка.
А майор командовал:
— Ноги на подножки!.. Затылок к наголовнику… Мускулы напрячь… Пуск!..
Грохнул взрыв. В мгновение ока кресло вместе с Николой оказалось на самом верху высоко задранных рельсов и застыло на защелках специальных замков. Как он там, живой ли?.. Николай зашевелился, отстегивая ремни, и мы вздохнули: живой!
Когда он выбрался из кресла, врач подсчитал у него пульс и похвалил:
— Отлично, молодой человек! Завидное хладнокровие.
А майор Филатов продолжал распоряжаться:
— Очередной — к катапульте!
Это звучало успокаивающе, как в спортивном зале давно привычное: «Очередной — к снаряду!» И, конечно же, вторым идти легче. Однако я все же замешкался. Потребовалось немалое усилие, чтобы пересилить самого себя.
— Руки на поручни… Пальцы на скобу… Сгруппируйся… Пуск!
Я судорожно надавил спуск… Бах! — ударило в уши, и…
Где я? Уже на верхотуре… В самом деле, не так черт и страшен, как его малюют. Только под левым ребром — ек-ек! Врач положил пальцы на мое запястье, щелкнул секундомером и ошарашил:
— Сто двадцать… Ничего себе! А мой нормальный пульс — семьдесят шесть. Впрочем, я вскорости успокоился: сто двадцать было и у Пономарева. А сколько у Левы, врач даже не сказал. Видимо, больше. Очень уж он переживал, даже губы побелели.
Один Никола ходил именинником. Однако, по обыкновению, был сдержан, ни над кем из нас не подтрунивал. А когда я попытался его похвалить, он удивился:
— А чего же тут бояться? Катапульта — устройство спасательное. — И вдруг вздохнул: — Эх, будь нечто подобное на самолете капитана Бахчиванджи!..
Капитан Григорий Бахчиванджи погиб, испытывая первый отечественный реактивный самолет. Произошло это в мае сорок второго. Конечно, будь на его машине катапульта, он наверняка мог бы спастись…
Часто удивлял меня Зубарев и неожиданными мыслями, и неожиданными поступками, и своим усердием в службе. Лучше всех, без запинки, сдал он экзамены и по знанию конструкции только что прибывшего в эскадрилью реактивного бомбардировщика. Тем не менее мы отнеслись к его достижениям с легкой иронией. Ах, Николай, Николай, вполне объяснимо твое усердие, да много ли в нем проку! Курсантом ты тоже был старательным, но где тебе тягаться в летном деле с Пономаревым. Способности и буквоедство — вещи разные.
