После душа он запел. Голоса у него не было никакого, этакий сипловатый басок, и слухом тоже не мог похвалиться, но петь, как это часто бывает с безголосыми, любил и пел в такие вот благодатные минуты наедине с самим собой. Да и отчего бы ему не запеть: хотя дважды дед, старым себя не чувствует; здоров — дай бог каждому в его годы; дети — два сына — поставлены на ноги, закончили вузы, работают инженерами, женаты, живут в отдельных квартирах, у самого трехкомнатная на троих; теща не вмешивается в его дела; с женой полное понимание. Слава богу, не обременен ни долгами, ни машиной, ни любовницами — штилевая полоса, полное благополучие.
Он разогрел овсяную кашу, обязательную часть завтрака, заварил свежий чай, съел два яйца всмятку и бутерброд с морской капустой (от склероза!). Последними глотками чая запил пилюли декамевита, который жена принуждала его периодически принимать, особенно теперь, весной. Быстренько сполоснул посуду под горячим краном, убрал продукты в холодильник и тут только заметил записку, оставленную женой: «Коха, б. д., купи молочного и картошку». Она звала его Кохой, сокращение ласкового «Колюха». «Б. д.» означало «будь другом»— тоже один из признаков быстротечной и все сокращающей жизни.
Сегодня времени оставалось еще изрядно, и после бритья Николай Александрович отправился сначала за картошкой, а обратным ходом зашел в молочный магазин.
В молочном было малолюдно. Первая волна покупателей схлынула, люди поленивее еще только продирали глаза и принимали свои лекарства. Продолжая мурлыкать, Николай Александрович пристроил у выхода огромную сетку с десятью килограммами картошки (повезло с картошкой: чистая, крупная) и, взяв проволочную корзинку, пошел вдоль полок. Рабочий в черном халате таскал волоком из глубины магазина железные клетки с пакетами молока и кефира. Кассирша, возвышавшаяся у прохода между никелированными перилами, кричала ему, чтобы бережнее обращался с пакетами, но тот продолжал швырять и пинать клетки, как будто они были с камнями. Две-три старушки бродили в задумчивости, разглядывая небрежно разложенный товар. Тут же крутился худенький мальчуган лет двенадцати в школьной форме. В корзинке у него лежал плавленый сырок. Мальчуган двигался зигзагами от одних стеллажей к другим, останавливаясь перед рядами бутылок и пачек, словно пытаясь вспомнить, что еще ему велено было купить. И вдруг Николай Александрович заметил, как мальчуган взял в холодильном отделении сырок и, загораживаясь боком от кассирши, сунул его в карман. У кассы, отдав приготовленную мелочь без сдачи, он рассчитался только за один сырок, который был в корзинке. Николай Александрович первым порывом хотел было тут же поймать и разоблачить воришку, но передумал и прошел мимо кассирши, оставив корзинку и сказав, что скоро вернется.
