И какими бы заметными не были историки, придерживающиеся такого мнения — или его вариаций — мне оно кажется чересчур предрешенным, слишком механистичным и однолинейным. Оно утверждает, что политики едва ли имеют возможность выпутаться из своих проблем, хотя современные критики такого взгляда говорят, что такая возможность есть. Даже Вебер, который провозгласил, что французское общество столкнулось с «неотвратимым движением к войне», отмечал, что сами французы были не такими уж беспомощными перед лицом своих судеб.
«Ибо мужчины (да и женщины, когда они имеют возможность, каковая в те времена предоставлялась довольно редко) не являются объектами истории — игрушками в руках приливов и течений, законов которых они не могут изменить. Они скорее ответственные субъекты, актеры, которые пишут и переписывают свою роль по мере движения от одного решения к другому или, если не в силах справиться с задачей, передают свой текст кому-то еще. Каждый выбор, любая невозможность этот выбор сделать, толкает их в определенном направлении, и ограничивает возможность дальнейшего выбора. Решения и события — не продукт слепой судьбы и мы не игрушки в ее руках, пока осмеливаемся выбирать. Не в лице каждого, а взятые как целое, французы 30-х не захотели и не смогли решить. Они позволили другим изобрести свою судьбу и вынуждены были расплатиться за это отречение».>11
Слишком жестко очерченное объяснение путей, которыми шли к войне в 1939 году, также вырывает процесс принятия англо-французских решений из его социального и политического контекста. Главный упор делается на недостаточность золотых запасов, дефляционистскую монетарную политику, неэффективность бюрократической и промышленной структуры и по необходимости медленные темпы перевооружения. Но если взять шире, то слишком уж возбужденной и изменчивой была общеевропейская социальная и политическая обстановка: здесь сталкивались притязания на легитимность фашизма и коммунизма, смешивались вожделения и идеалы, раздирающая ненависть, страх войны и революции и растущая готовность государств прибегнуть к насилию. Это бурлящее окружение также оказало важное влияние на принятие решений.
Недавняя работа Р. А. С. Паркера, например, и моя собственная, предлагают «контрревизионистскую» позицию, которая принимает веберовскую аргументацию и, в моем случае, возвращается к более ранней интерпретации приближения войны. Она исходит из того, что, когда политики говорят, что у них нет выбора, им бросают вызов
