— Проклятое дерево!.. — с ужасом прошептал Итт.
Он догадался… Все, что окружало нас, действительно было одним чудовищно разросшимся деревом. Оно поглотило все живое, подмяло под себя планету и продолжало пожирать ее — жадно, неотступно, ненасытно.
Ледяное, парализующее равнодушие охватило все мое существо.
Итт тряс меня за плечи, что-то кричал… Потом взглянул туда, где стоял корабль, и утих. Толстая паутина белых щупалец оплетала машину, мяла и рвала металл…
«Отчего разум так поздно проснулся во мне? — спрашивала я себя. — Почему я дала убить этот мир, открытый для жизни? Разве может быть что-то ценнее жизни? Она — как пламя, чудом вспыхнувшее среди равнодушных звезд. Исчезнув, она уже не повторится никогда. Нас так мало — тех, кто может думать, любить, кто несет в себе драгоценные ростки жизни. Отчего же так слепо откликаемся мы на зов безумия?»
Кто мог ответить мне?
— Прости меня, Итт, прости, если сможешь! — сказала я и обняла своего любимого. Я обняла его крепко, я вцепилась в него изо всех сил, чтобы не чувствовать, как что-то холодное и липкое вкрадчиво прикасается к нашим ногам…
19 июля 1983 года. Тихий океан. Остров Санта-Джорес
«…Они наконец-то решились свести со мной счеты. Банальным, но достаточно надежным способом».
Эта мысль сразу пришла ему в голову, едва гудящий, словно тысячи напряженных струн, двигатель самолета взвыл на неожиданно высокой ноте и начал давать перебои.
Легкий одномоторный биплан, совершавший обычный рейс с грузом почты и консервированных фруктов на небольшой островок Санта-Джорес, стал резко терять высоту. До Санта-Джореса оставалось около семидесяти миль. Внизу, под плоскостями круто планирующей машины, простиралась пустынная и равнодушная бирюза океана.
Пилот неожиданно вспомнил глаза чиновников, беседовавших с ним с месяц назад в местном отделении политического сыска. Холодные, острые, как скальпель, глаза людей, способных на все.
Эти ищейки не били его, ведь прямых улик у них не было. Не били, но достаточно откровенно дали понять, что произойдет, если он будет продолжать участвовать в демонстрациях протеста и собраниях организации. Он тогда понял: в полиции не знают, что он входит в штаб подполья. Иначе бы они вели себя по-другому. Впрочем, эти парни и так не слишком церемонились. Во время их беседы из-за тонкой перегородки то и дело доносились леденящие кровь протяжные, почти животные вопли.
Нет, ищейки не знали, что он входит в штаб. Но за время, минувшее с той поры, могли узнать и это, и многое другое.
