Ранняя утренняя дымка плыла высоко в небе над городскими улицами. Дэвис заглянул за ограждение крыши и отшатнулся, ладони у него сразу вспотели. Мэлоун стоял на крыше, расставив ноги, и пытался сориентироваться. Сверху все выглядело совсем иначе. Расслабившись на минуту, он посмотрел через реку и увидел красные верхушки труб завода «Кон Эдисон», они величаво устремлялись ввысь в лучах восходящего солнца. Он разглядел пену у многочисленных теннисных кортов, густо усыпавших берег Лонг-Айленд-Сити. Кирпичный генераторный завод «Мидтаун-Туннел» возвышался прямо над темным зевом тоннеля. Готические опоры моста Куинсборо, казалось, поддерживали само небо.
Отвернувшись, Мэлоун подошел к краю крыши и принялся разглядывать дома в поисках нужного. Перед ним раскинулись акры, застроенные стеклянными, серебряными стальными небоскребами, домами пониже и совсем низкими; пентхаусы, террасы, двухквартирные дома, весь Манхэттен.
Отыскав нужное здание, Мэлоун перегнулся через край крыши и начал отсчитывать этажи снизу вверх. Дойдя до тридцать первого, он повел биноклем справа налево, одновременно наводя резкость. Вдруг он напрягся и наклонился еще ниже, подкручивая настройку резкости.
— Ну, что там? — спросил Дэвис.
Мэлоун молчал, бинокль будто приклеился к его глазам. Прошло несколько минут, прежде чем он, резко обернувшись, передал бинокль Дэвису и указал на нужное окно.
Дэвис поднес к глазам бинокль, подкручивая фокусировку.
— Ну и ну! — произнес он. — Во дают! Даже не определить, кто с кем что делает!
— Узнаешь женщину?
— Нет. А у нее красивая грудь.
— Ты смотришь на порнозвезду из фильма, пленку которого я нашел в квартире Айзингер.
Одну стену спальни занимали металлические шкафы с черными цифровыми навесными замками. У противоположной стены в четыре яруса располагались армейские койки. Со стен и потолка свисали большие ошметки отслоившейся краски. Стены над шкафами были оклеены глянцевыми плакатами с обнаженными женщинами. Хайнеман лежал на нижней койке, свесив руку на пол. В спальне раздавался густой храп, в воздухе — хоть топор вешай. С верхней койки спрыгнул О'Шонесси, подошел к своему шкафчику, достал туалетные принадлежности, зажал их под мышкой и пошел по коридору, запустив правую руку в трусы и почесываясь.
Когда он вернулся, свежий, благоухающий, как парфюмерная фабрика, помытый и побритый, проснулся Старлинг Джонсон.
— Эй, послушай, — не выдержал Джонсон, — мало того, что я вынужден нюхать это дерьмо, ты еще тут развонялся, как французская шлюха!
