Забегала Марфа. Чистую столешницу заново протерла, из печи картофель достала, уху, оставленную Ванюшке. Случай-то какой! В сенцы сбегала за вяленой рыбой и солеными огурцами. Урядник сам уголек из печи достал и раздул, свечку зажег. Никогда еще ночью не бывало так светло в доме Мандрики.
Уселись за столом как равные — с одной стороны гости, с другой — Мандрика с женой.
«Что это Васька такой добрый, не сглазил ли его кто?» — ломал голову Мандрика, наблюдая, как урядник разливает спирт. Васька поднял свой стакан зеленого стекла.
— Ну… — хотел он назвать Мандрику по имени и отчеству, да замешкался: не мог вспомнить ни имени старика, ни тем более отчества. — Ну, сосед, — нашелся Васька, — побудем здоровы!
— Пейте на здоровие, дорогие гостюшки, — закивала, как клушка, Марфа и первая пригубила разведенного спирту.
Эпов с Мандрикой опорожнили свои мерки до дна. Матрена, подражая жене сотника, у которого доводилось им с Васькой гулять, оставила спирт на донышке, чтобы видно было, что он там плещется, и, как жена сотника, отерла рукавом губы.
Спирт, хотя и сильно разведенный, нарушил неловкость, которую чувствовали и гости, и хозяева. Эпов, закусывая соленым огурцом, похваливал хозяйку за хорошую закуску.
— Ты бы, соседушка, и нам как-нибудь миску огурчиков занесла, а то наши-то к весне размякли.
— Да уж по утру и занесу, — обрадовалась просьбе Марфа. — У нас их еще бочоночек.
Но Васька уже заговорил о другом, о ранней весне: «Лед-то прошел еще до пасхи». Мандрика поддакивал, выпитый спирт приятно согрел старика, и уже не хотелось думать, чего это пожаловал в его дом урядник.
Налили еще. Васька опять закусил только огурцом, зато Матрена налегла на сало. Мандрика разошелся, принялся вспоминать, как рыбачили они однажды с Пешковым на протоке Безумке. Думали они тогда, что Безумка будет течь из Шилки в Аргунь, и так вентеря поставили, а течение повернуло ночью в другую сторону. За такой норов ее и прозвали Безумкой.
Слушая хозяина, Эпов похохатывал:
— Выходит, без рыбы остались!
— Без рыбы, — в тон гостю смеялся Мандрика, — и вентеря унесло.
Васька снова налил и вдруг посерьезнел. Он поднес стакан к свечке, словно рассматривая его на свет, и сказал:
— Однако, выпьем еще да и о деле потолкуем…
Мандрика сразу затих и насторожился, поглядывая на Марфу. Выпили на этот раз молча и так же молча стали закусывать. Слышно было, как на улице поют девки да лает чья-то собака.
— Слыхал, сосед, что выпал мне жребеек-батюшка переселяться на Амур? — не то спросил, не то подтвердил уже известное Васька и, глядя в упор на Мандрику, продолжал: — Дак вот, паря, рядили мы нынче так и эдак с Матреной Степановной и решили, что переселяться нам нет никакого резону. Хозяйство, сам знаешь, у нас большое. Шевельни его с места, оно рассыплется, попробуй потом собери. Одних построек у меня на дворе сколько! А ведь все придется бросить псу облезлому под хвост.
