— Да что там рапорт… Они ж, солдаты, не поверят теперь ни одному нашему слову. Как после этого идти в новую экспедицию! Это не учение на плацу, и не парад, где можно только командовать. Мы же, штабс-капитан, их бросили… Трусливо бросили в снежной пустыне…
Полковник Облеухов сразу, как сдал батальон, был понижен в звании. Дьяченко с головой ушел в батальонные дела. До этого ему не приходилось командовать таким количеством людей, хотя военную службу он испытал основательно.
Пятнадцати лет Яша Дьяченко был увезен из маленького поместья своего отца в Полтавской губернии на службу унтер-офицером в Тираспольский конноегерский полк, и с тех пор, правда, с десятилетним перерывом, он в строю. Пришлось быть конным егерем, драгуном, уланом, строить южнорусские военные поселения, совершать многомесячные пешие переходы. И вот теперь впереди Амур — дикий край, на всем протяжении которого стоит лишь пять временных казачьих постов, да где-то в самом устье есть Николаевский да Мариинский посты.
Из всех старых офицеров в батальоне числился только подпоручик Прещепенко. Да и тот, посадив баржу с мукой на мели, за бывшей Албазинской крепостью, зимовал там с несколькими солдатами.
Пока подъезжали новые офицеры, Дьяченко старался всячески ободрить и выделить солдат — участников прошлогоднего похода. Они у него отвечали за строительство плотов, заготовку леса. Он и сам часто брался за топор, показывал, как ловчее обтесать бревно для киля баржи, как поправить пилу. После этого проще было завести с солдатами непринужденный разговор.
— Ну и что 13-й номер… — посмеивался он, когда солдаты говорили, что номер у батальона несчастливый. — А слышали, как солдат, тоже как мы — линеец, тринадцать чертей обхитрил?
И рассказывал где-то слышанную солдатскую сказку. Правда, в ней говорилось про солдата и двух чертей, но он, хитро щурясь, увеличивал чертово племя до тринадцати, а простого солдата делал линейным.
Солдаты похохатывали — и сказка забавная, и отдохнуть можно.
— Вот что значит: мы линейцы, — заканчивал Дьяченко, когда последний черт, обманутый солдатом, с позором и без хвоста, извергая смрад, проваливался в преисподнюю.
У другой баржи, которую уже заканчивали и теперь конопатили и смолили, командир батальона похваливал отличившихся:
— Молодцы, ребята. Сразу видно: настоящие линейцы! — и, обращаясь к молодому солдату, спрашивал: — Ну ты, Тюменцев, рад, наверно, что попал в линейный батальон?
Игнат мялся, глядел на товарищей.
