Когда над амурским льдом или над береговыми зарослями появлялись вороны, по ним сразу открывали дружную стрельбу. Палили с колена, лежа и стоя, но попадали редко. Сидорову однажды удалось сбить сороку, и они тут же свернули на берег, разложили костер и, не дав птахе как следует довариться, моментально съели ее. Потом, так же быстро, выпили горячий навар.
— А лучше, чем пустой кипяток, — сказал Сидоров, отдуваясь.
— Знамо дело, — согласился Пешков. — Теперя мы до креста враз добежим, а там до Кутоманды — рукой подать.
Но вновь подошла длинная зимняя ночь, потом настали новый день и еще ночь, а Кутомандский пост никак не показывался.
«Ишь, земля какая. Ни жилья на берегу, ни деревеньки, — думал Сидоров. — Ни тебе обогреться, ни хлебушка попросить хоть Христа ради», — и казалось солдату, дай ему сейчас кто-нибудь добрую краюху каравая, он бы поел и мог шагать и день и ночь.
Все чаще на месте ночлегов оставались окоченевшие или окончательно выбившиеся из сил солдаты, все чаще в ледяных торосах попадались трупы, застывшие в самых невероятных позах. Мимо них проходили равнодушно. Только изредка знакомые погибшего, с трудом узнав в обмороженном, закутанном тряпками, заросшем щетиной покойнике своего приятеля, оттаскивали его к берегу или присыпали снегом на месте. А ветер через некоторое время выдувал из снега носки расхлястанных сапог или полу прожженной, обтрепанной шинелишки. Ох, много понесет весенний ледоход в далекое море жертв бедственной экспедиции!
Однажды Сидоров, шагавший впереди, остановился и приложил к уху руку.
— Слышь-ка, Кузьма, что-то впереди палят…
Пешков, ему в этот день сильно нездоровилось, подошел к линейцу, тоже послушал и равнодушно сказал:
— Должно, по воронам бьют.
— Да нет, вроде бы как-то радостно стреляют. Може, сигнал подают. А ну шагай бодрей.
Через час они добрались до вмерзшей в лед баржи. Вокруг нее уже горели костры, толпились солдаты и казаки.
— Чтой-то, паря, галушками пахнет! — оживившись, сказал Пешков.
Оказалось, что это та самая баржа, которая должна была доставить муку на Кумарский пост. Спускаясь вниз, она села на мель, а потом вмерзла в лед. На муку солдаты и казаки набросились, как на свое единственное спасение. Одни пытались из нее что-то замесить, другие просто разбалтывали в воде и хлебали, третьи, наиболее нетерпеливые и ослабшие; захватывали ее горстями и жевали.
Напрасно подпоручик Прещепенко, охранявший баржу, уговаривал не спешить, кричал, что муки на всех хватит. Люди разрывали мешки, рассыпали муку, сыпали ее себе за пазуху.
