Хлопец умолк. Он, видимо, был удручен тем, что принес только невеселые вести и ничем не мог порадовать полковника.
— Как немцы относятся к полякам? — нарушил молчание Горяев.
— Так же, как и к украинцам.
— Забирают хлеб, угоняют молодежь в Германию?
— Конечно! Все то же самое, а может, и похуже…
— Почему же украинцы и поляки вместо того, чтобы бить друг друга, не объединятся и не выступят против общего врага?
— Такие спробы были, — грустно сказал хлопец. — А тут ночью кто–то напал на украинское село, сжег несколько хат, прошло три–четыре дня — кто–то сжег польский хутор, вырезал целые семьи. И пошло!
Как только Горяев услышал о ночных нападениях, он бросил быстрый, выразительный взгляд на Оксану.
— Убежден, что это дело рук немцев, — сказал он горячо, — кровавая провокация! Они мастера на такие вещи. Эрих Кох, когда его назначили гаулейтером Украины, заявил своим подчиненным: «Если украинец пойдет убивать поляка, а поляк — украинца, я не стану препятствовать, отговаривать. Пусть режут друг друга сколько им угодно. Если между делом они прикончат какого–нибудь уцелевшего еврея, я буду прямо–таки в восторге». Вот как острят гаулейтеры. Классический прием завоевателей — разделяй и властвуй.
Полковник сердито прошелся по комнате. Остановился у стола, взял из папки какой–то крохотный конвертик, сжав зубы, посмотрел на него и положил на прежнее место.
— Ну, ладно, Ярослав… Спасибо за рассказ. Скажи, тебе удалось побывать в родном селе?
— Побывал… — неохотно ответил хлопец. — Три дня жил дома, на чердаке.
— Как семья? — поинтересовался Горяев. — Все живы, здоровы?
Ярослав облизал губы, опустил голову.
— Видел мать, сестру, брата… — выговорил он тихо, с трудом. — А тато… Тата нашего нет в живых. Убили…
— Немцы?
Короткий вздох, похожий на стон человека, старающегося пересилить боль, вырвался из груди хлопца.
— Нет, наши. Свои… — еще ниже опустил голову Ярослав. — Мне мама рассказала, как было. Я только ушел из села, как тут явился сын нашего попа… Тоже Славка — Ярослав Лукашевич. С ним пять человек. Наши люди, я их всех знаю… Схватили тата, вытащили на гостинец[5] и начали бить кольями по голове. Потом бросили на дорогу под гусеницы немецких танков. Ну, а Михась, младший брат мой… Тоже, считайте, погиб. Сейчас он у бандеровцев, в сотне.
Никогда еще Оксана не видела Горяева таким взволнованным. Затаив дыхание, полковник глядел на чубатого хлопца, видимо, пораженный всем тем, что от него услышал. Лицо его побледнело, застыло.
