Braccio valente
Vince ongi gente;
Il Papa Martino
Non vale un quattrino
[10].
Такое сопоставление, очевидно, вряд ли пришлось бы по вкусу первому понтифику новой эпохи, но оно явно свидетельствует о степени падения папства. Браччо прибыл во Флоренцию с эскортом из четырех сотен лучших воинов, восседающих на своих огромных конях и облаченных в великолепные доспехи. Сам он, облаченный в яркую пурпурную мантию, расшитую серебром и золотом, скакал в окружении своих военачальников, судей и послов. В таком виде он продвигался сквозь бурлящую, шумную толпу, среди восторженных выкриков «Браччо! Браччо!», к Палаццо дель Комуне, где Папа готовился торжественно его принять. Правитель Перуджи был назначен папским викарием всех городов и замков, которые он захватил на территории Папской области. Таким способом Папы всегда пытались сохранить свое влияние в городах, которые у них постоянно отнимали.
Остаток дней своих Сфорца и Браччо сражались за противоположные стороны в той борьбе, которая разрывала на части королевство Неаполя. Сфорца теперь считался сторонником Людовика Анжуйского, который сделал его своим Великим коннетаблем; он стал врагом королевы, или, скорее, ее нового любовника, Джованни Караччьоло, более известного под именем Серджиани. Поэтому Джованна обратилась за помощью к Браччо и объявила Альфонсо Арагонского своим наследником. Альфонсо, один из самых блестящих итальянских правителей Раннего Возрождения, оказался весьма благородным соперником. Однажды, захватив в плен одного офицера из отряда Сфорца, он попросил показать среди сражающихся своего командующего. Пленник не без труда отыскал его в самой гуще битвы и указал на него. «Это самый храбрый военачальник наших дней, — воскликнул дон Альфонсо, — отправляйся и передай ему это от меня». И он отдал распоряжение, чтобы впредь никто из его подчиненных не стрелял в Сфорца, на что тот ответил, запретив своим отрядам нападать на короля. Такое рыцарское отношение к противнику было почти неизвестно среди итальянских кондотьеров, профессионалов, сражавшихся за деньги и ни за что более.
Приблизительно в это же время Браччо счел необходимым ввести некоторые различия в цветах своих людей и людей Сфорца. Для этого он заимствовал эмблему своей супруги. На ней красные и синие полосы были более узкими, чем те, которыми прежде пользовались два старых товарища. В то же время Сфорца избавился от своего заклятого врага, Тартальи, который, по-видимому, никогда не был искренен по отношению к нему. Перехваченные письма, подаренные доном Альфонсо лошади — возможно, все это были лишь уловки, придуманные для того, чтобы увеличить пропасть между ними. Несколько поступков, свидетельствующих о неповиновении Тартальи, если не о чем-то худшем, дали серьезные основания подозревать его. Нет ничего удивительного в том, что Браччо выказывал всяческое расположение к любому из подчиненных Тартальи, который попадал к нему в плен; ведь и сам Тарталья долгое время сражался под его началом, и он, несомненно, надеялся переманить его от Сфорца. Папа и герцог Анжуйский удостоверились в его виновности. Однажды ночью дом Тартальи в Аверсе окружили, его полуголым вытащили из постели, пытали до тех пор, пока он не сознался, и немедленно казнили на рыночной площади. Люди Тартальи восприняли этот позорный конец своего любимого командира как месть со стороны его личного врага. Они отвергли самые соблазнительные предложения Папы, отказавшись служить под началом кого-либо из других кондотьеров. Они предпочли разойтись, и большинство из них вскоре стали сражаться в стане Аль-фонсо Арагонского.
